Басни

Прихожанин[110]

Есть люди: будь лишь им приятель,То первый ты у них и гений, и писатель,Зато уже другойКак хочешь сладко пой,Не только чтоб от них похвал себе дождаться,В нем красоты они и чувствовать боятся.Хоть, может быть, я тем не много досажу,Но вместо басни быль на это им скажу.Во храме проповедник(Он в красноречии Платона[111] был наследник)Прихóжан поучал на добрые дела.Речь сладкая, как мед, из уст его текла.

В ней правда чистая, казалось, без искусства,Как цепью золотой,Возъемля к небесам все помыслы и чувства,Сей обличала мир, исполненный тщетой.Душ пастырь кончил поученье;Но всяк ему еще внимал и, до небесВосхи́щенный в сердечном умиленье,Не чувствовал своих текущих слез.Когда ж из Божьего миряне вышли дому,«Какой приятный дар! —Из слушателей тут сказал один другому. —Какая сладость, жар!Как сильно он влечет к добру сердца народа!А у тебя, сосед, знать, черствая природа,

Что на тебе слезинки не видать?Иль ты не понимал?» – «Ну как не понимать!Да плакать мне какая стать:Ведь я не здешнего прихода».

Ворона[112]

Когда не хочешь быть смешон,Держися звания, в котором ты рожден.Простолюдин со знатью не роднися;И если карлой сотворен,То в великаны не тянися,А помни свой ты чаще рост.Утыкавши себе павлиньим перьем хвост,Ворона с Павами пошла гулять спесиво —

И думает, что на нееРодня и прежние приятели ееВсе заглядятся, как на диво;Что Павам всем она сестраИ что пришла ее пораБыть украшением Юнонина двора[113].Какой же вышел плод ее высокомерья?Что Павами она ощипана кругомИ что, бежав от них, едва не кувырком,Не говоря уж о чужом,На ней и своего осталось мало перья.Она было назад к своим; но те совсемЗаклеванной Вороны не узнали,Ворону вдосталь ощипали,

И кончились ее затеи тем,Что от Ворон она отстала,А к Павам не пристала.Я эту басенку вам былью поясню.Матрене, дочери купецкой, мысль припала,Чтоб в знатную войти родню.Приданого за ней полмиллиона.Вот выдали Матрену за барона.Что ж вышло? Новая родня ей колет глазПопреком, что она мещанкой родилась,А старая за то, что к знатным приплелась:И сделалась моя МатренаНи Пава, ни Ворона.

Из «Книги восьмой»

Лев состарившийся[114]