Бассейн с крокодилами

Офицера-обольстителя играл весьма потасканный герой-любовник, обладатель плохо сделанных протезов. Он все время чмокал языком, пытаясь вернуть на место стремительно выпадающую челюсть. Впечатляло и имя героя – Аполлон Тараканов. Старика Каренина пытался изобразить довольно молодой парень, чью ладную спортивную фигуру и смазливое личико не могли скрыть даже толстый слой грима и сборки на талии. На месте Анны я бы осталась с мужем, а шепелявого Вронского послала бы куда подальше. Впрочем, светскую красавицу представляла пятидесятилетняя дива, пугающе вращавшая томными коровьими глазами. На фоне этого паноптикума казалось странным, что мальчик Сережа превратился почему-то в девочку Машу. Наверное, в труппе не нашлось ребенка нужного пола.

Забившись в уголок пыльного кресла, я листала программку. Надо бы уйти, да неудобно – сижу в первом ряду, на виду у отчаянно старающихся заинтересовать публику лицедеев. Ну не виноваты же они, что стары и бездарны. К тому же в зале постоянно звенели сотовые и пищали пейджеры.

Много лет тому назад бабуля Афанасия Константиновна повела меня во МХАТ на «Анну Каренину». Бабушка преследовала благородную цель. Роль Анны исполняла гениальная Тарасова, и Афанасии хотелось, чтобы я запомнила великую актрису.

– Будешь потом внукам рассказывать, как смотрела спектакль с самой потрясающей из мхатовок, – ворковала Фася, усаживаясь в кресло.

Мне тогда только-только исполнилось семь лет. Страдания толстой тетки, картинно заламывавшей руки, ничуть не тронули детскую душу. Бабушка не учла одного обстоятельства: Алле Тарасовой к тому времени исполнилось уже шестьдесят.

Честно отмучившись до конца спектакля, я пошла с бабулей домой. Фася пребывала в полном восторге и без устали нахваливала приму. Я молчала. Дома дедушка спросил:

– Ну, как спектакль?

– Замечательно, – ответила я, решив не разочаровывать Фасю, и добавила: – Вот только никак не пойму, почему мужчины повлюблялись в такую старую толстую тетю?

Дедуля заржал, как полковой конь. Бабуля только горестно вздохнула.

Воспоминаний хватило ненадолго. От тоски я пересчитала все колонны, нарисованные на заднике. К сожалению, антракт не предусматривался, и сидеть предстояло долго. Отчаянно скучая, я принялась изучать толстую программку. Помимо действующих лиц и исполнителей, она содержала массу сведений о работниках сцены – гримерах, костюмерах… Жаль, что в таких изданиях не принято печатать кроссворд… Я добралась до последней страницы и ахнула. С небольшой фотографии на меня смотрела… моя бабушка. Подпись под снимком гласила: старейшая художница, лауреат премии мэра Верми Афанасия Бабанова.

Брошюрка чуть не выпала у меня из рук. Просто невозможная, невероятная вещь. Бабуля умерла в конце семидесятых, я лично хоронила ее на Митинском кладбище. Дедушка к тому времени тихо скончался. Последние годы жизни ее никто не сдерживал, и Фася отчаянно играла в преферанс. Мне было не до нее – первая любовь, страстный роман… Опомнилась, когда бабушка со слезами на глазах сообщила, что обменяла нашу четырехкомнатную квартиру на улице Кирова на малюсенькую «хрущобу» в Медведкове, чтобы получить большую доплату.

– Где деньги? – наивно спросила я.

– Проиграла, – заплакала бабушка.

Пришлось утешать старуху. В конце концов мы решили, что центр столицы – не лучшее место для проживания. Экологически чистое Медведково куда привлекательней. Да и убирать четыре здоровенные комнаты трудно, в двух легче поддерживать порядок…

С тех пор я стала приводить к Фасе партнеров. В основном своих приятелей. Они торжественно усаживались за «Сочинку» и проигрывали старухе. В месяц выходило около ста пятидесяти рублей «прибыли».

Пришлось, чтобы давать друзьям деньги, наняться репетитором к избалованным детям. За полгода до кончины у Афанасии отнялись ноги. И мы с Оксанкой установили около нее дежурство. Честно говоря, подруга, только-только закончившая мединститут, справлялась с Фасей куда лучше родной внучки. К тому же как раз в это время я разводилась с Костиком и одновременно крутила роман с Кириллом. Бедной верной подруге приходилось не только заботиться о Фасе, но и возиться с четырехлетним Кешиком, оставленным мне в качестве нажитого имущества предприимчивым художником.

На мои робкие извинения Ксюта махала рукой:

– У тебя период брачных игр, как у обезьяны…

Однажды вечером Оксанка, улыбаясь, спросила:

– Знаешь, как мы развлекаемся, когда тебя нет?

Я отрицательно покачала головой:

– Играем в пуговицу.

– Что это еще такое? – искренне изумилась я.

– Я прячу в зажатом кулаке пуговицу, а Фася отгадывает, в какой она руке. Ставка – копейка. Вчера бабуля целый рубль утром выиграла, зато вечером полтора проиграла, – хихикнула Ксюта.

Вот так. До самой смерти Фася оставалась азартным человеком. Но художником она никогда не была, хотя неплохо рисовала и чертила. Даже частенько делала за меня школьные задания…