Женщины Востока живут в вечных грезах; к решительным действиям они способны лишь тогда, когда пробуждаются от своих сладострастных снов. Конечно, если бы наша несчастная затворница могла что-то предпринять, чтобы снова встретиться с Молеоном, она не стала бы сидеть сложа руки; однако, словно цветок Востока, который она напоминала своей благоуханной свежестью, неопытная в жизни, Аисса могла только тянуться к любви — солнцу ее жизни. Но ехать куда-то, доставать золото, расспрашивать людей, бежать от Мотриля — о подобных вещах она и помыслить не смела, считая их совершенно недопустимыми.
Кстати, где находился Аженор и находилась она сама, Аисса не знала. Вероятно, в Сеговии, хотя Сеговия для нее была лишь названием города, не больше. Где располагается этот город, в какой провинции Испании, она не знала; Аисса даже не могла бы перечислить провинции Испании; она, проделав пятьсот льё, так и не узнала, какие края она проезжала, запомнив лишь те три места, где встречалась с Аженором.
Три этих места были у нее перед глазами, подобно картинам в рамах! Словно наяву, Аисса видела реку Зезири, эту сестру Тахо, а на берегу — рощицу диких олив, где стояли ее носилки, видела обрывистые берега, темные, рокочущие и рыдающие волны, из глубин которых, казалось, все еще доносятся до нее первое признание Аженора в любви и последний вздох несчастного пажа. Как отчетливо она видела свою комнату в алькасаре, решетчатое, увитое жимолостью окно, смотревшее на огромный цветник, в центре которого из мраморных чаш взлетали вверх сверкающие струи фонтанов! Как зримо, наконец, видела она сады в Бордо, темно-зеленые купы высоких деревьев, что отделяли дом от моря света, которое пролила с небес луна!
Мысленным взором Аисса видела во всех этих разных пейзажах каждый оттенок, каждую мелочь, каждый листик.
Но ответить, где — на востоке или на западе, на юге или на севере — находились эти места, которые в ее однообразной жизни казались Аиссе столь яркими, не могла необразованная девушка, познавшая лишь то, что познается в гареме — наслаждения бани и томные грезы безделья.
Мотрилю прекрасно было об этом известно, иначе он не чувствовал бы себя таким уверенным.
Он вошел к девушке.
— Аисса, — сказал он, по своему обыкновению низко ей поклонившись, — смею ли я надеяться, что вы благосклонно выслушаете меня.
— Вам я обязана всем и дорожу вами, — ответила девушка, так пристально глядя на Мотриля, будто хотела, чтобы он прочел в ее глазах подтверждение этих слов.
— Довольны ли вы своей жизнью? — спросил Мотриль.
— Что вы имеете в виду? — сказала Аисса, пытаясь, по-видимому, понять, какую цель преследует этот вопрос.
— Я хочу знать, нравится ли вам уединенная жизнь?
— О нет, не нравится! — живо ответила Аисса.
— Вам хотелось бы жить иначе?
— Очень.
— И какой же образ жизни вы предпочитали бы вести?
Аисса молчала. У нее было лишь одно желание, но признаться в этом она не смела.
— Почему вы молчите? — спросил Мотриль.
— Я не знаю, что ответить.
— Неужели вам не хотелось бы, — продолжал мавр, — под звуки музыки мчаться на породистом испанском скакуне в окружении дам, рыцарей, собак?
— Это не самое сильное мое желание, — ответила девушка. — Но мне, наверное, понравилась бы охота, если бы…
— Если бы, что? — с любопытством перебил Мотриль.
Она замолчала.
— Неважно, — ответила гордая девушка. — Это пустяки.
Несмотря на ее сдержанность, Мотриль отлично понял, что означает это «если бы…».
— Пока вы живете вместе со мной, Аисса, — продолжал Мотриль, — пока я, кого считают вашим отцом, хотя мне и не выпало сей величайшей чести, несу ответственность за ваше счастье и ваш покой, ничего не изменится и ваше самое сильное желание не осуществится.
— Но когда же все изменится? — с наивным нетерпением спросила девушка.
— Когда вашим господином станет муж…
— Муж никогда не будет моим господином, — твердо возразила она.
— Вы перебиваете меня, сеньора, — строго заметил Мотриль, — хотя я сказал это ради вашего же счастья.
Аисса внимательно посмотрела на мавра.
— Я сказал, — продолжал он, — что муж может принести вам свободу.
— Свободу? — повторила Аисса.
— Должно быть, вам не слишком хорошо известно, что значит быть свободной, — сказал Мотриль. — Я вам расскажу, что это значит; свобода — это право ходить по улицам, не закрывая лица и не прячась за шторами носилок; это право, как у французов, принимать гостей, выезжать на охоту, праздники и вместе с рыцарями присутствовать на пышных пирах.
По мере того как Мотриль говорил, легкий румянец покрывал матовые щеки Аиссы.
— Но я, наоборот, слышала, — нерешительно ответила девушка, — что муж не дает этого права, а отнимает его.