Бастард и жрица

– Туда, куда я тебя веду, народ редко забирается, – произнес я через время. – Все поле будет твоим, жрица. И все маки. Можешь собрать букет или засушить на память.

Она хмыкнула.

– Звучит волшебно! Может, пришпорить твою кобылу? Плетется слишком медленно.

– Если ни разу не летала головой вперед, то пожалуйста. Чалая терпит тебя только потому, что я рядом.

Мы миновали молодую рощицу, перебрались через ручей и вышли к полю – словно необъятное море, оно простиралось до самого горизонта. Ветер набегами колыхал алые волны, трепал волосы Рамоны и подол ее широкой рубахи. Жрица довольно рассмеялась, протянула руку к солнцу, будто пытаясь ухватить раскаленный докрасна шар.

– Ренн… – донесся завороженный голос. – Это так красиво.

Я остановил Чалую:

– Спускайся. Не бойся, я тебя поймаю.

Перекинув ногу через лошадиный круп, она соскользнула прямо мне в руки и прижалась всем телом. Задрожала, как маковый лепесток на ветру.

Я вовсе не собирался ее обнимать, но… Ладони приклеились к тонкой талии. Я помедлил, всматриваясь в глубину невозможных глаз – сейчас их оттенок напоминал цвет выдержанного медового напитка. Убрал медную прядку, соскользнувшую на лоб.

Рамона глядела с предвкушением и легким страхом, словно человек, который стоит на пороге закрытой двери, пока не зная, что ждет за ней. Она казалась такой хрупкой в моих объятьях, сожми сильней – и сломаешь. Это сбивало с толку и обезоруживало, так, что я, никогда не отличавшийся щепетильностью с женщинами, не знал, что делать. Точнее, знал, но сопротивлялся из последних сил.

Благородный и упрямый дурак? Наверное.

Раньше все казалось таким простым, а с ее появлением вдруг стало сложным.

Держа это нежное наивное создание в объятиях, я думал о том, что треклятый браслет сжимает, плавит кожу, врастает отравленными шипами мне в вены. И выродок Ренн, самый настоящий Зверь, мог бы приволочь Каменную жрицу за волосы к отцу и бросить в железную клетку. Пригрозить, пытать, сломать, заставить выдать все слабые места, все тайны Антрима.

Использовать ее как орудие, как ключ к Скальному городу. Или как сосуд для дитя из пророчества, в которое так верит лорд Брейгар.

В награду за верную службу отец даровал бы мне землю и титул. И Рамону я бы взял как награду – в свое абсолютное владение, и даже Матерь Гор мне бы не помешала.

О да, именно так бы и поступил Зверь-из-Ущелья. Вымесок с порченой кровью.

Я думал обо всем этом и свирепел. Сжимал челюсти так сильно, что в любой миг готов был услышать хруст собственных зубов. Слава Отцу всех Равнин, она ничего не заметила! Мягко вывернулась из моих рук.

– Догоняй! – и бросилась прочь.

– Рамона! – я ухватил лишь воздух, а она, смеясь, с разбегу влетела в алое море. Окунулась в его неспокойные волны.

– Прости, не слышу! – и залилась легким счастливым смехом.

Маки обвивали ее ноги, тянулись стеблями, будто цепкими руками. Целовали губами-лепестками, будто сотни любовников. Рамона касалась руками головок, и те, мелко дрожа и впитывая в себя лучи догорающего солнца, мерцали таинственным багровым светом. Воздух тут же наполнился сладким ароматом, а поле…

Оно горело.

Пылало тысячью огней, как и я сам.

Дочь гор, вросшая корнями в седые Западные скалы, смотрелась на удивление гармонично здесь, на земле. Она словно сливалась воедино с этим полем, со степью, была на своем месте, как частица мозаики, потерянная когда-то и сейчас возвращенная.

Не в силах противостоять дурманному притяжению, я пошел к ней – ее жар звал, манил, обещал. И, когда до горной девы осталась дюжина шагов, замер, лишенный воздуха и способности думать.

– Мне кажется, будто много жизней назад со мной это уже происходило, – Рамона водила ладонями над огненными волнами, словно желая зачерпнуть горсть красно-оранжевых лепестков. – Такое единение… это странно. Непостижимо. Не думала, что на равнине мне будет так хорошо.

Она подняла глаза, и в свете умирающего солнца показалось – они горят спокойным рыжим пламенем. В этот миг она мало походила на земную женщину, скорее, на богиню из старых легенд.

Алое солнце стекало по плечам, обволакивало мягким бархатом. Она повернулась лицом ко мне, спиной к закату – темный, четко обрисованный силуэт на фоне меняющегося неба. И, когда подняла голову, последние золотые лучи короной вспыхнули в волосах.

Думаю, я мог бы стать художником. В другой жизни, ведь в этой я избрал более грязный и прозаичный путь. Даже странно, что со времен далекого детства, когда я часами мог сидеть на скальном карнизе над пропастью и смотреть, как солнце спускается в ущелье, у меня сохранилась способность видеть красоту. А это была именно она.

Глава 29. Поцелуи могут быть разными

Рамона

Он смотрел на меня так странно, как будто хотел запечатлеть в памяти каждую черточку. В груди что-то переворачивалось от этого взгляда. Горело, сжимало, ныло. И боль эта была сладкой и тягучей, как мед.

– Спасибо, – выпалила я, сама не зная, за что благодарю. – Спасибо тебе, Ренн. Без тебя на равнинах было бы пусто.