Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Евпраксия хоть и поднялась безропотно с постели, но по ее лицу было видно, как не хочется ей куда-то ехать в такую рань. С таким же настроением встала с кровати и капризная Лагута. Собирая в дорогу свою госпожу и укутывая потеплее малютку Ивана, служанка нехорошими словами поминала Апоницу, тиуна Щербана, злых татар и морозную погоду, сменившую недавнюю оттепель.

Десяток гридней во главе с Апоницей уже сидели верхом на конях, зевая и поеживаясь на холодном ветру, когда из терема наконец-то вышли две молодые женщины в длинных шубах и круглых шапках с меховой опушкой. Одна из женщин держала на руках спящего младенца. Обе женщины забрались в крытый возок на полозьях.

Тиун Щербан и два его челядинца с трудом распахнули створы ворот, занесенные за ночь снегом.

Апоница дал шпоры коню и первым выехал за ворота. За ним следом размашистой рысью поскакали телохранители Евпраксии, затем двинулся возок с княгиней, ее сыном и служанкой, запряженный тройкой гнедых лошадей. В хвосте ехали двое саней с поклажей.

До развилки, где дорога поворачивала к переправе через реку Осетр, было всего с полверсты.

Апоница понукал коня, то и дело поглядывая на стоящие стеной по обеим сторонам дороги столетние сосны, с темно-зеленых крон которых ветер сдувал большие пушистые комья снега. Осыпаясь вниз, снежные комья превращались в облако или настоящий вихрь из множества мелких колючих снежинок. Из-за этих осыпающихся с ветвей снежных вихрей Апоница не сразу разглядел впереди конный отряд, загородивший дорогу.

– Глядите-ка, опять сбеги к нам пожаловали! – воскликнул кто-то из гридней.

И тут же другой голос возразил с нескрываемой тревогой:

– Нет, это не сбеги. Это – татары!

Апоница словно пробудился от дремы. Резко остановив коня, он пристально вгляделся в неясные очертания всадников, которые плотной колонной двигались по узкой просеке им навстречу. Да, это были татары! Такие мохнатые шапки и такие приземистые длинногривые лошади были только у татар.

Длинно выругавшись, Апоница приказал своим людям спешно поворачивать обратно в Любичи. Татар было больше сотни, отбиться от них можно было только за рвом и частоколом княжеской усадьбы.

Враги тоже заметили небольшой отряд русичей и устремились за ним в погоню, на всем скаку стреляя из луков. От метких татарских стрел погибли два извозчика на санях и трое дружинников. Несколько вражеских стрел вонзились в громоздкий крытый возок княгини.

Поредевший отряд Апоницы едва-едва успел укрыться за высоким частоколом княжеского подворья и запереть единственные ворота.

Татары разъезжали на своих низкорослых лошадках вокруг небольшой деревянной крепости, заглядываясь больше не на частокол и угловые башенки, а на двухъярусный бревенчатый терем с резной маковкой на крыше. Пройдя с грабежами по всей Рязанской земле, татары уже знали, что именно в таких вот загородных теремах здешняя знать хранит многие свои богатства.

– Вооружай всю свою челядь, тиун, – приказным тоном обратился Апоница к Щербану. – Сам тоже вооружайся. Сеча предстоит жаркая, брат! Видишь, нехристи обложили усадьбу, как волки лося.

Щербан, бледный от страха, суетливо раздавал челядинцам и смердам из окрестных деревень все имеющееся в усадьбе оружие: копья, топоры, кистени, мечи и кинжалы. Кому не хватило оружия, те брали в руки вилы, молотильные цепы, косы и дубины. Вместе с дружинниками Апоницы вооруженных ратников на княжеском подворье набралось больше сорока человек.

Евпраксия с сыном и служанкой вернулась обратно в терем, поднявшись в свои покои на втором ярусе.

Скинув с себя шубу и шапку, княгиня переходила от одного окна к другому, разглядывая мелькающих за частоколом конных врагов, их копья с бунчуками, их мохнатые шапки с высоким верхом, их круглые щиты… Ее большие продолговатые очи с длинными изогнутыми ресницами то широко распахивались от волнения и любопытства, то, наоборот, сужались, когда внимание княгини заострялось на каком-то одном степняке или на какой-то детали татарской одежды. Евпраксия то и дело покусывала свою нижнюю губу и судорожно сцепляла пальцы рук: ее одолевал страх за себя и за сына. Свершилось то, чего она сильнее всего страшилась: ужасные мунгалы, убившие ее мужа, добрались и до нее!

– Вот беда-то! – тихонько стонала Лагута, укачивая на руках сына своей госпожи. – Пособи, Господи, пережить эту напасть! Не оставь нас, горемычных, без милости и защиты, Отец Небесный!..

Чтобы лучше рассмотреть татар, Евпраксия поднялась по узкой скрипучей лестнице на верхнюю площадку теремной башенки, увенчанной тесовым куполом. Здесь было холодно и вовсю гуляли сквозняки, так как чердак башни был еще недостроен, а окна, обращенные к четырем сторонам света, были застеклены, но не утеплены, как в нижних помещениях.