Беатриче и Вергилий

Вергилий: Надо это записать (озирается, смотрит на спину Беатриче). Придумал! (Слюнявя палец, пишет на шкуре ослицы; закончив, удовлетворенно оглядывает свою работу.) Вот. Назовем это «штопальный набор».

Беатриче: Штопальный набор-кладезь.

Вергилий: Точно.

— Опять символ, — сказал таксидермист.

— Я понял. Но это все слова. В пьесе, как в любом рассказе, должно быть…

— Там есть и молчание. Дальше Вергилий говорит, что слова — всего лишь «окультуренное мычанье». Мы их переоцениваем. Тогда оба пробуют говорить о Кошмарах жестами и мимикой, но быстро устают. Вот эта сцена:

Беатриче: Все. Больше не могу.

Вергилий: Я тоже. Давай просто послушаем.

Беатриче: Что?

Вергилий: Тишину — что она скажет.

Беатриче: Ладно.

Замолкают.

Вергилий: Что-нибудь слышишь?

Беатриче: Да.

Вергилий: Что?

Беатриче: Тишину.

Вергилий: И что она говорит?

Беатриче: Ничего.

Вергилий: Ты молодец. А меня донимает внутренний голос, который говорит: «Я слушаю тишину и хочу что-нибудь услышать». И всякие другие мысли гомонят.

Беатриче: Так и я их слышу. Слова другие, но смысл тот же.

Вергилий: Из головы надо все выкинуть, чтобы услыхать подлинную тишину.

Беатриче: Я постараюсь.

Вергилий: Раз, два, три — выкинули!

Вергилий и Беатриче отрешенно смотрят перед собой. Прилетает шмель. Оба молча следят за его полетом, поворачивая головы слева направо.

Слева на дереве громко прощебетала птица. Вергилий и Беатриче молча взглядывают налево. Вдалеке залаяла собака. Вергилий и Беатриче молча смотрят направо.

Слева проквакала лягушка. Безмолвный взгляд налево.

Справа на дереве заегозили белки. Безмолвный взгляд направо.

Слева взрыв птичьего щебетанья. Безмолвный взгляд налево.

В вышине заклекотал ястреб. Безмолвный взгляд вверх.

Спархивает лист. Вергилий и Беатриче следят за его танцем. Лист падает на землю.

Вергилий: Господи, как же здесь шумно!

Беатриче: Все время что-то отвлекает.

Вергилий: Невозможно послушать тишину.

Беатриче: И не говори!

Молчат.

Вергилий: Знаешь, если пошуметь, скорее услышишь тишину.

Беатриче: Думаешь?

Вергилий: Давай попробуем (встает, набирает в грудь воздуха и пронзительно кричит): ПОСАДКА, ПОСАДКА! СКОРЕНЬКО, СКОРЕНЬКО, СКОРЕНЬКО! ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ, НЕ ОПОЗДАЙТЕ НА ПОЕЗД! ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ, НЕ ЗАБУДЬТЕ ВЫПИВКУ И ЗАКУСКУ! ИНАЧЕ ПРОГОЛОДАЕТЕСЬ! ПРИГЛЯДЫВАЙТЕ ЗА БАГАЖОМ! ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ! ЭЙ, КУДА ВЫ? БЫСТРО В ВАГОН! СКАЗАНО — ПОСАДКА, ПОСАДКА! ТРЕТИЙ ЗВОНОК! ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ, ПОЕЗД ОТПРАВЛЯЕТСЯ, ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ! НЕЗАБЫВАЕМОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ! ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ! ОТЪЕЗЖАЕМ, ОТЪЕЗЖАЕМ!

(Беатриче) Ну как, услыхала тишину?

Беатриче: Да.

Вергилий: И?

Беатриче: На меня навалились тысячи призраков.

Вергилий: Что они говорили?

Беатриче: Сокрушались о мимолетности своих недожитых жизней.

Вергилий: Какими словами?

Беатриче: Не расслышала.

Вергилий: Чем эти слова отличались от обычной тишины?

Беатриче: Трудно сказать.

Вергилий: Можно ли повторить их речи?

Беатриче: Их сложно облечь в слова.

Вергилий: Можно ли их оценить?

Беатриче: Я слишком косноязычна.

Вергилий:

Если их изложить на бумаге, что я прочту?

Беатриче: Мое перо высохло.

Вергилий: Не получается. Нужен иной подход.

Молчание.

— Понимаете, здесь не только слова. Еще шум и тишина. И жесты. Вроде такого. Вергилий и Беатриче отложили его в свой штопальный набор. — Таксидермист провел рукой перед грудью и добавил: — Я его зарисовал, чтобы актер понял.

Он показал рисунок с четырьмя фазами движения:

Генри отметил мохнатость рук. Малоприятное перевоплощение в зверей потребует изрядного грима. Согнутая рука подносится к груди, два пальца направлены вниз, затем рука падает. Интересно, почему два пальца?

— Слова, тишина, шум, персонажи, символы — все это важно в рассказе… — начал Генри.

«Однако необходимы сюжет и действие», — хотел он продолжить, но старик его перебил:

— Список растет. Вокруг него строится пьеса. Я прочту вам весь штопальный набор. Ближе к концу пьесы Вергилий его оглашает. Этот список — мое величайшее литературное достижение.

Будь перед ним другой человек, Генри бы рассмеялся, но вид старика, отнюдь не располагавший к шуткам и веселью, придушил смех в зародыше.

Таксидермист прочел список, который, в отличие от других эпизодов пьесы, появился не из бумажного вороха, но из ящика стола: