Бедабеда

– Подожди, ты ничего не перепутала? Правильно поняла? Православие? Не католицизм? Не мусульманство? А то у нас в магазине появился отдел с халяльной бараниной. Берут все. Очень хорошее мясо, кстати. – Людмила Никандровна поняла, что готова сорваться. К очередному жизненному эксперименту дочери она опять оказалась не готова.

– Мам, ну что ты как всегда? Ну какая халяльная баранина? – Настя начала заламывать руки.

– Ну не хочешь баранину, у них и говядина есть. Но если что – животные там не страдали, мук не испытывали. Так что и с буддизмом, и с веганством вроде как это сочетается. – У Людмилы Никандровны началась истерика. Она понимала, что с Настей не справится, да и не хочет справляться. Ну сколько можно? На ней мать и Марьяша. – Насть, пожалей меня. Давай не сейчас ты кинешься в очередную новую счастливую жизнь. На мне твоя бабушка и твоя дочь. Большего я не выдержу. Пожалей меня.

Настя заплакала.

– Что ты плачешь? Только твоих слез не хватало!

Настины слезы тоже были маячком. Она легко могла заплакать крокодильими слезами, без всякого усилия, но Людмила Никандровна знала, какие слезы настоящие. Так Настя плакала, когда узнала, что беременна Марьяшей. Но не плакала после развода с Женей. Настя лила те самые искренние и чистые слезы, когда впервые взяла на руки дочь, но не когда расставалась с очередным мужчиной всей своей жизни. Сейчас слезы были настоящими, что испугало Людмилу Никандровну до приступа тахикардии. Она опять посмотрела на свои руки – тремор вернулся и усилился.

Настя рассказала, что теперь ходит в церковь, намерена в ближайшем будущем найти свое счастье с семинаристом духовной академии и стать матушкой.

– Кем стать? – Людмила Никандровна впала в ступор. Она была готова к самому страшному, к тому, что дочь признает болезнь и попросит о помощи. К тому, что захочет вернуться домой и воспитывать Марьяшу. Людмила Никандровна сто раз прокручивала в голове возможный сценарий развития жизни дочери и подготовила себя к тому, что та пойдет покорять Эверест, где замерзнет насмерть, займется дайвингом и найдет свою смерть от кессонной болезни на дне впадины. Но Людмила Никандровна никак не ожидала услышать про семинариста. Она была готова к трагедии, но никак не к новой любви своей дочери.

– Матушкой. Я хожу в церковь и на спевки. Если я выйду замуж за семинариста и он станет батюшкой, то я стану матушкой. Это очень почетно. Знаешь, сколько девушек претендуют на это место?

– На куда, прости, ты ходишь? – Людмила Никандровна пыталась оценить тремор в руках по шкале от одного до десяти. Получалось пятнадцать.

– Спевки. Мы поем в хоре при церкви, – ответила Настя.

– Ты не умеешь петь. – Людмила Никандровна лихорадочно вспоминала все, что знала про религиозные секты, прикрывающиеся или выдающие себя за православные. У нее была одна пациентка, которую муж чудом вытащил из секты. Оля. Точно, Оля. Она была молодая и очень красивая, просто писаная красавица – копна угольно-черных волос, брови, глаза вполлица. К Людмиле Никандровне ее привел за руку муж. Он то и дело твердил, что не понимает, как такое могло произойти. Жена была замечательная во всем. Двое детей, занималась домом, детьми – спорт, музыкальная школа, участвовала в родительском комитете. Активная, миллион знакомых. И вдруг «это». Муж называл то, что произошло, «это».

Ничем хорошим эта история не закончилась. Дело не в том, что психика Оли была сломана – в секте точно практиковали гипноз и использовали психотропные препараты. Еще и жертва оказалась идеальной, мимикрирующей. Как Настя. Людмила Никандровна вспомнила Олю. Она ведь ее почти вытащила. Но, как говорила Марьяша, «почти – не считается».

Олин муж устал ждать. И это было понятно и объяснимо. Он сражался за жену два года. Не всякий выдержит и недели. А дети… Нет, он их не забирал, а просто увез на все лето к дальней родственнице на море. Чтобы остаться с женой вдвоем, чтобы дети хотя бы три месяца жили обычной жизнью. Но Оля не слышала мужа. Она решила, что он забирает у нее детей. Оля сорвалась. Муж положил ее сначала в одну клинику неврозов, потом перевел в другую, в третью. Людмила Никандровна звонила, пыталась разговаривать, но Олин муж сначала перестал отвечать на ее звонки, а потом заблокировал ее номер. Людмила Никандровна каждый раз, когда Настя пускалась в очередной роман, шептала: «Только не секта, только не секта».

– Ладан! Это ладан! – закричала она, поскольку решилась загадка последней недели – чем пахнет одежда Насти. Ладаном.

– Ну да, а что? – Настя не понимала, что происходит с матерью.

– Ничего, просто голову сломала, что за запах такой знакомый. А ты еще упомянула про желающих стать матушками. Там конкурс какой-то, как при поступлении в институт? – Людмила Никандровна принялась мыть посуду, чтобы скрыть от дочери тремор. Руки в последнее время дрожали так, что иногда она чашку не могла удержать.

– Ты зря смеешься, – серьезно ответила Настя. – Это другой уровень, понимаешь?

– Нет, не понимаю. – Людмила Никандровна терла сковороду так, будто собиралась стереть тефлоновое покрытие.