Адельберт фон Шамиссо

Бедный Генрих

Отчего бы замку, в самом деле,

Средь прекрасной Швабии тужить?

Лестницы и лавочки замшели,

В башнях замка совы стали жить…

Рыцарь Генрих, славный и удалый,

Юности отрада и цветок,

Доблести чистейшее зерцало,

Силы меч и нежности поток,

Истины глашатай, веры светоч,

Пострадавшим помощь и приют,

Знамя для друзей… Но как же это?!

Как же рок затмил звезду твою?!

Грозно бич в Деснице Божьей взвился,

Избранного тяжко поразил –

Гадкою проказой он покрылся

И лишился всех, кто рядом был.

Хутор одинокий на опушке,

Генрих в нём прибежище нашёл.

Где старик-слуга с женой старушкой,

Там бедняге стало хорошо –

Дочка их, которую он в шутку

Маленькой супругой называл,

Скрашивала каждую минутку

Той тоски, что он терпел едва.

Так прошло без малого три года,

Безутешно он себя терзал,

Но старик однажды мимоходом

Генриху участливо сказал:

– Сокрушаться, сударь, Вам негоже!

В Монпелье, в Салерно, говорят,

Корифеи есть и, очень может,

Вас они от хвори исцелят?!

Бедный Генрих усмехнулся вяло:

– Я уже и там, и там бывал,

Но на хворь оно не повлияло,

Ведь никто надежды мне не дал.

Лишь один поведал мне в Салерно,

Как меня возможно излечить,

Только тем не дал ключей от скверны,

Но предрёк всю жизнь её влачить.

А старик: "Вы ПРЯМО говорите!" –

Генрих не заставил долго ждать:

– Врач сказал: "Вы девушку найдите,

Что решится из-за Вас страдать,

Дав, благоволя без принуждений,

Вырезать ей сердце из груди.

Как найдёте – так настанет время

Вам за исцелением прийти."

Вслед за этим оба замолчали,

И образовалась пустота –

Дочку старика не замечали,

Что тихонько всхлипывала там.

Старики легли – и дочка тут же,

Как всегда, легла в ногах у них,

Только сон не шёл, и сердце ужас

Рвал, не дав покоя ни на миг:

Думала она о господине,

Слёзы в ноги к старикам текли

Так, что те в испуге пробудились,

Но понять ребёнка не могли.

Попытались выяснить, в чём дело,

Мягко – позже строго – наконец

Дочка скрыть причины не сумела

И призналась: "Думать горько мне…

Нет ЕГО прекраснее на свете,

И за что ЕМУ его беда?!"

Старики согласны были с этим:

"То, что ОН хороший – это да!

Но на всё на свете Воля Божья –

Судьбы Бог вершит и гнёт пути,

А слезами делу не поможешь,

Так что убиваться прекрати!"

Девочку они угомонили,

Но лежала, не смыкая глаз,

До утра и целый день не в силе

Совладать с тоской она была.

Да и ночь покоя не сулила,

Только мысль запала в сердце вдруг –

Эта мысль ребёнка захватила,

И спокойней стало ей к утру,

И она повеселела даже,

Перед Богом утвердившись в том,

Что под нож она покорно ляжет,

Но сомненья хлынули потом:

А возьмёт ли Генрих жертву эту?

А поймут ли старики её?…

И опять покоя нет как нету,

И опять бедняжка слёзы льёт…

Вот отец уже проснулся снова

И спросонья на неё ворчит:

– Ты ребёнок глупый – право слово!

Только Бог и может излечить… –

Дочь на это тихо отвечает:

– Господин упомянул о том,

Что ему тотчас же полегчает,

Если будет кто-нибудь готов

Жизнь за тО отдать по доброй воле…

Я готова – умоляю вас:

Не противьтесь – я готова к боли,

Видит Бог… И весь на этом сказ!

Старики оторопели прямо,

И отец потерянно сказал:

– Ты дитя, и как дитя упряма,

Смерти ты не видела в глаза!

Обещаешь то, что не под силу…

Прекрати мечтать про смерть и боль,

Не пугай же нас, ребёнок милый,

Спи сама и нам поспать позволь!

Присмирела девочка и молча

Пролежала до утра без сна,

Днём грустила горько, ну, а ночью

В третий раз расплакалась она.

Тут и мать расплакалась, не сдюжив:

– Не своди нас, милая, с ума,

Не лишай опоры, так нам нужной,

Нашу жизнь не превращай в кошмар!

Дочь на это кротко отвечала:

– Боже, дай мне объяснить суметь!

Не страданий я себе искала,

Не на горе вам пойду на смерть,

Не наивно говорю, ведь было

Время к смерти присмотреться мне,

И, как тО живущему под силу,

Представляю смерть и я вполне.

Умирать придётся всем когда-то,

Ждут иные старости в трудах,

А друзьям разгула и разврата

Лучше б не родиться никогда.

Мне счастливый жребий выпадает –

Телом, во спасение души,

Я совсем недолго пострадаю –

Дайте ж мне мой подвиг совершить!

Люди говорят, что я пригожа:

Подрасту – соблазны набегут,

Замуж выходить черёд попозже

Подойдёт – а я ведь не смогу…

Если мужа полюблю я крепко,

Будет Генрих как живой укор,

А не полюблю – и вовсе клеткой

Станет жизнь, любви наперекор…

Я сейчас ЕМУ необходима

И готова к жертве для него:

Рядом он со мною, мой любимый –

Не отриньте счастья моего!

Воздадим же господину вместе

За его большую доброту…

Помогите мне – держитесь с честью

И Господь зачтёт нам жертву ту.

Древо славы, миновав преграды,

Крону пусть раскинет как венец,

А в тени его и вам отрадно

Будет жить и помнить обо мне.

Сердце раня, доченькины речи

Поразили силой стариков…

Не смогли они противоречить,

А терзались молча – нелегко

Было согласиться на такое,

Но решились на исходе сил

И в итоге выдавили с болью:

– Буде так, как дух тебе явил!

И она, ликуя, поспешила

И к НЕМУ на цыпочках вошла,

На колени тихо опустилась,

Сон больного молча стерегла

До тех пор, пока не разбудили

Страждущего первые лучи:

– Милая?! Так рано… Это ты ли?

Боже мой! Да что же ты молчишь?

Как в мольбе, ладони вскинув к небу,

Девочка тогда произнесла:

– Господин бы уступил без гнева,