Бедный Генрих

Если б просьба у меня была?

На неё любуясь, отвечал он:

– Коль Творца и честь не омрачит –

Да! Такое сразу обещанье

От меня ты можешь получить!

А она: "Спасибо, господин мой,

Вот о чём пообещали Вы –

Глядя, как терзает Вас судьбина,

Мы помочь не чаяли, увы,

Но теперь-то исцеленье рядом:

Я по доброй воле отдаю

Сердце, чтоб в согласии с обрядом,

Этот врач исполнил роль свою…

Долго-долго на неё смотрел он,

Заблестели слёзы на глазах,

А потом ответил: "Первым делом

Ты должна родителям сказать…"

Но когда родители явились,

Понял он, как всё предрешено,

Ибо старики его просили

С дочкой, получалось, за одно:

– Мы три ночи ей внушать пытались,

Но её исполнил высший дух –

Так прими же, добрый наш страдалец,

Нашу дочь, чтоб снять свою беду!

Осознал, похоже, бедный Генрих

ЧТО другие от него хотят…

Жажда жизни как пробила двери,

Мигом все сомнения сметя:

Видел он себя уже здоровым,

О другом не в силах рассудить…

Тих и страшен стал больного голос,

Он сказал: "Да будет!" – И в груди

Стариков, умолкших, воцарялась

Непреодолимая печаль,

А ОНА блаженно улыбалась,

Твёрдая в решении как сталь.

Что ж… Итак – в Салерно! И роскошно

Бедный Генрих жертву разодел:

Бархат, соболь, горностай и броши –

Накупил всего, чего хотел.

А она так радовалась мило,

Как невеста на него смотря,

Как монашка, что на всё решилась,

Подойдя к ступеням алтаря.

Что ж… Теперь – в Салерно! И оставив

Трудное прощанье позади,

По пути мечтам они предались,

Но она лишь – с радостью в груди.

Как они добрались – к эскулапу

Он отвёл немедленно её.

Удивился тот, взглянув пристрастно,

И спросил: "Решение своё

Приняла ты волей господина?" –

– Нет! Сама! – ответила она –

– ОТСТУПИСЬ! – на это возразил он, –

ОТСТУПИСЬ, пока ещё вольна!

Жизнь твоя свежа – в твои-то лета

И о смерти думать?! Убоись!

Ты и близко не представишь это –

Что тебе за пытка предстоит!

Застыдишься – коль дойдёт до дела –

Предо мною груди обнажить.

Я твоё захомутаю тело,

Приготовлю острые ножи

И начну я разрезать живое,

И до сердца самого дойду,

А как дрогнет, не осилив болей,

Твой в страданьях не окрепший дух,

Пожалеешь, что тебя калечат,

Что под нож убийственный легла –

Станет всё напрасно – не излечен

Будет ОН, и зря ты умерла,

Ведь спасти тебя никто не сможет,

А минут оставшихся трагизм

Будет ужасающим… И что же?

Ты и вправду хочешь? ОТСТУПИСЬ!

Отвечала девочка с улыбкой:

– Вы всё тАк сказали, господин,

И живописали без ошибки,

Что со мной должно произойти.

Одного лишь я боюсь безмерно –

Что у Вас вдруг задрожит рука:

Как-то Вы рассказывали нервно,

Женщину напомнили слегка.

Соберитесь лучше – успокойтесь,

Режьте так, как надо, без прикрас,

Я стерплю – Вы за меня не бойтесь,

Это я скорей боюсь за Вас!

Старый мастер, это всё услышав,

Видя эти детские глаза,

Побледнел, нахмурился и вышел

К Генриху, чтоб всё пересказать.

Генрих поспешил ему навстречу,

Призывая: "Мастер дорогой,

Ведь меня спасёте Вы?! Излечит

Способ Ваш меня и даст покой?!

Цену жизни только тот изведал,

Кто её в страданиях постиг…"

Мастер отвечал ему на это:

– Для того, чтоб в жертву принести,

Девочка, действительно, годится,

И здоровье к вам вернётся вновь –

Вам осталось лишь распорядиться,

Чтобы пролилась невинной кровь…

Малодушно отстранился Генрих,

Пряча взгляд, и быстро произнёс:

– РЕЖЬТЕ… – Мастер повернулся к двери…

Подошёл к ней медленно… Занёс

Над порогом ногу… И украдкой

Оглянулся, будто знака ждал…

Задержался на пороге кратко…

Только знака Генрих не подал…

К девочке, что в это время тихо

И в надежде мастера ждала,

Он зашёл и пригласил на выход,

И за ним она легко пошла,

И они прошли по коридору

В комнатку укромную вдвоём,

Где в кругу мензурок и приборов

Красный стол с ремнями ждал её.

– Раздевайся! – бросил мастер кратко,

И она исполнила приказ,

Не робея и, в обход порядка,

Посрывав одежду кое-как,

Чтобы побыстрей ножу подставить

Девичью неласканную грудь,

Взобралась на стол и распласталась,

Дав себя ремнями затянуть.

А когда старик увидел тело,

Что прекрасней не сыскать вовек –

Отшатнулся… Как же не хотел он,

Чтобы умер этот человек!…

Но за нож изогнутый он взялся,

Изучил клинок на остроту,

Не вполне доволен им остался,

К оселку примерил и, плиту

Увлажнив, он стал усердно править

Лезвие – и пальцем проверять:

Смерть не обойти – но был он вправе

Резать мягче, чтоб не мучить зря.

Был меж тем сомненьями тревожим

Генрих, передав бразды врачу,

И твердил всё: "Сердце, ты не можешь

Потерпеть ещё совсем чуть-чуть?!

Не толкал ребёнка я на муку –

Девочка сама на смерть пошла…

Может быть, судьба простёрла руку,

Чтоб она так рано умерла?

Жизни радость возвращу себе я,

Мёртвым предоставив их покой…

Смерть невинной… Кто ж не оробеет

Перед смертью праведной такой?!…

Что же ТЫ своей боялся смерти?…

Тихо!… ТИХО!… Горе!… ГОРЕ мне!…

Я ведь жажду жить и в круговерти

Бурной жизни, как о жутком сне,

Позабыть скорей об этом часе…

И молиться стану я, пока

Не свершится всё незримой властью…

Сердце, перестань же так скакать!"

Руки он заламывал, рыдая,

К Богу обращаясь то и дело –

Только сердце, что от лжи страдает,

Примиряться вовсе не хотело:

– Грешника прости, о Боже благий,

И прошу: пошли в достатке силы

Выдержать проказу бедолаге,

Не гнушаясь долею постылой,

Но не дай великий грех на плечи