Бег по краю

Она отстранённо следила, словно за игрой двух пираний за стеклом океанария, как две уже не очень молодые сотрудницы, более десяти лет проработавшие бок о бок на одном заводе, остервенело делят освободившийся из-под прибора стол, готовые и пустить под откос годами складывающиеся хорошие отношения, и поставить под угрозу возможность дальнейшей нормальной работы просто потому, что одна хочет работать комфортно, а другая понимает, что в таких стеснённых условиях, как работает её группа, долго они не продержатся: и люди побегут, и работа перестанет выполняться. Вот одна небольшая серебристая рыбка, только что лежавшая на дне на боку в обмороке, в который она со страху упала, сливаясь с илистым грунтом, неожиданно очнулась и поплыла. А вот она уже ловко в одно мгновение подгрызла плавник у своей сестрицы, опрометчиво слишком близко проплывшей около неё… А куда устремилась та, с потрёпанным плавником? Боком, будто хромая, головой вниз, но вперёд… Вот там на крючке мотается ещё живой сородич, жадно хватающий разорванными жабрами кислород и извивающийся, точно уж, от боли… Вот его сейчас быстренько и сожрём, оставив рыбаку растерзанные жабры да прозрачный скелетик, мотающийся на крючке, точно отброшенная тень.

Ей было забавно наблюдать, как нестарый ещё директор, завороженно смотрит, словно кролик на удава, на яркую молодую сотрудницу и принимает решение вопреки всякому здравому смыслу и нормальному функционированию отдела. Принимает решение просто так, повинуясь древнему инстинкту и зову природы, просто потому, что ему хочется угодить и завоевать расположение этой молодой девицы. Он начал уже стареть, но ещё не ощущает своего возраста, наметившейся лысины и запутавшихся среди смоляных прядей нитей серебристой паутины, своего пока едва наметившегося брюшка, рост которого, будто у беременной, не остановить никакими диетами и бурными ночами… Лидия Андреевна симпатизирует директору, и ей жаль, что этот умный человек становится игрушкой в руках своего подсознания и эмоций, захлёстывающих его, точно непотопляемый плот волной от проходящей мимо моторки, и он утрачивает способность трезво оценивать ситуацию. В её детстве была такая забавная игрушка… лопатка, наподобие теннисной. На этой дощечке стоит гордый петушок с блестящим, будто напомаженным, красным гребнем, а сквозь дощечку к петушку протянуты тонкие еле видимые нити. Если за эти нити потянуть, то петушок начинает забавно стучать клювом по дощечке, переставая быть важным петушком и пытаясь склевать невидимые зёрна. И так было грустно, что этот интеллигентный, очень умный мужчина становится похожим на петушка, клюющего пластиковую дощечку в поисках того, чего на ней нет, просто от того, что очередная смазливая девица потянула за ниточку. Жаль было видеть его утрачивающим чувство реальности и на мгновение забывающим, что начальник-то он не самый главный, а есть директора поглавнее, которые запросто могут бросить игрушку себе под ноги, и тушка петушка тихо хрустнет, раздавленная каблуком.

Люди тоже живут по законам стаи или стада… Не стайный, значит: ату его, ату! Всё, что непонятно для тебя и на тебя не похоже, из стаи изгоняется. Ворона не может оставаться белой, если она летает сквозь дым выхлопных газов из фабричных труб… А если она пролетает через него незапачканной, значит, тут что-то не так… Значит, это и не ворона вовсе, а маленький лебедь… И даже, если его пропустить через печную трубу, полную сажи, он останется лебедем, хотя и станет чёрным… А чёрный лебедь в стае – чёрный принц, имеющий свой голос в отличие от лебедей-шипунов… Только вот птица он неперелётная… Так и живёт чёрным изгоем среди белых снегов и чёрных ворон, пряча душу от любопытных и завистливых взглядов… Так и работают люди годами…

Как-то она вышла во двор и увидела, что вход в их гараж зарос дачными клёнами. Они стояли, уже начав желтеть и бросать под метлу дворника свои листья, почему-то свёртывающиеся в трубочки, будто листы старой исписанной бумаги. Теперь в гараж можно было попасть, только срубив эти клёны… Она вспомнила, как рубили эти клёны в деревне, как они, рухнув, неожиданно открыли такой необъятный простор… Как эти клёны проросли сквозь асфальт у гаража? Это было странно и необъяснимо, но они росли, тесно переплетаясь тугими ветвями, наглухо перекрыв вход в гараж, искривлённые, копирующие движение скособоченной яблони, когда-то выросшей под крылом их предков. И снова клёны роняли свои крылатые семена, которые несло ветром на проезжую часть под колёса проходящих машин и автобусов… Скольким из них суждено теперь будет притулиться в городе у такого же заброшенного гаража, хозяин которого больше не открывает его дверь? Единицам? Всё зарастает в этой жизни – и однажды видишь, что входа больше нет.

108

Она теперь твёрдо знала, что не работа – главное в жизни, а твои близкие, но почему-то требовала от подчинённых работы на износ, забывая, что у тех могут быть какие-то свои личные проблемы.