Бег по краю

В сущности, брат был добрым человеком. То, что он так и не закончил вуза, похоже, никак не сказалось на его карьере. Если её семья в годы перестройки еле сводила концы с концами, то брат жил совсем неплохо. Приезжая к матери в деревню, привозил сыр, копчёную колбасу, какое-то экзотическое печенье. Для них в те времена это казалось настоящими деликатесами. Она ловила взгляды своих детей, с завистью взирающих на дарованные продукты. Она стеснялась пробовать эти яства, брала маленький-маленький кусочек и думала о том, что время и жизнь разводят самых близких людей… И дело не в кусочке сыра, который один из них имеет, а другой нет… А в том, что один из них и есть та самая ворона, которой Бог тоже мог бы послать этот самый кусочек, только надо сесть на нужную ветку. Но вот садиться на эту ветку она почему-то и не желала… Мешали образование, интеллигентность, воспитанное у неё убеждение, что работа должна быть в радость и полученные знания должны приносить людям пользу. И страдала от того, что есть труд честный, доставляющий удовольствие, но почему-то не дающий достатка в твоём доме, и труд, которого нельзя не стыдиться…

А если это так, тогда почему Лидия Андреевна вжала голову в плечи, черепахой втянув её под панцирь, – и опрометью выскочила из магазина, наткнувшись на высокомерную усмешку молоденькой продавщицы, так толком и не рассмотрев выставленные на прилавке сапоги?.. «Всё равно ведь не купите… И нечего рассматривать!»

Почему она почувствовала эту свою ущербность?

Ведь всю жизнь с не меньшим пренебрежением, чем взирали тогда на неё, смотрела на торговок на рынке. Они тоже были для неё людьми второго сорта, «барыгами», как называли их в её семье, «торговками», «торгашами»… Нет, никогда бы она не смогла стоять на рынке и чувствовать себя полноценным человеком. Как бы и кем бы она могла тогда воспитывать своих детей? В этом было что-то для неё стыдное, запретное, впитанное с молоком матери. Но ведь с братом они питались одним молоком… Тогда отчего Сергей чувствовал себя там в своей стихии и взахлёб рассказывал байки из своей новой жизни? Впрочем, однажды у него прорвалось: «Я не работаю, а зарабатываю деньги». Лидии Андреевне тогда явственно почудилось в его голосе сожаление о том, что летает он не на своей высоте и не по своему маршруту.

И, пожалуй, именно то, что он теперь преуспевающий торгаш, и разводило их всё дальше и дальше друг от друга. Она внезапно обнаружила и после уже как данность принимала тот факт, что они с братом – в разных весовых категориях, у них различные взгляды на вещи и то, что такое «хорошо» и что такое «плохо», и почему-то всё, что было «белое» у него, становилось «чёрным» у неё, и наоборот. Какой-то своеобразный эффект негатива. Она почти отождествляла новоявленных торговцев с «жуликами». И то, что брат у неё жулик, воспринимала со стыдом. Отхлебнув где-то незаметно в укромном месте из припрятанного «горлышка», Сергей становился иногда очень оживлён и словоохотлив. Болтал лишнее. Вещи, что она от него слышала, не на шутку пугали её. Пугало услышанное и маму. Иногда она думала о том, что, если он считает, скажем, подделку документов – порядком вещей, то почему не может стать таким же порядком кража или даже убийство? Снова мир, как уже было в этом веке, перевернулся… «Кто был никем, тот станет всем… Мы наш, мы новый мир построим…» – почему-то вертелись эти строчки у неё на языке…

Впрочем, всё чаще Сергей был мрачен, раздражителен и агрессивен. Редкая их встреча теперь обходилась без мечущих молниями перепалок и стычек, кончавшихся градом обвинений, которые долго потом не таяли и лежали леденящим грузом на зелёной траве её воспоминаний и родственных привязанностей. «Родная кровь» впитала в себя бензиновые масла – и очищение уже было маловозможно. Дух наживы, будто алкоголь или наркотик, кружил голову, море слёз казалось по колено, и жизнь спешили перейти, как поле.

Когда Сергей после одной из своих первых поездок в экзотические морские страны с эйфорическим опьянением рассказывал о том, как он спускался на воздушном шаре, Лидия Андреевна почему-то подумала, что он ещё не спустился. Он ещё медленно парит, подхваченный мощным потоком воздуха, несущим его туда, где можно попасть на выставленные скрещенными копьями ветки деревьев. Приземленье ещё впереди, но оно неизбежно и неотвратимо. Точки-домики всё растут и растут в своих размерах, и, поначалу захваченный красотой открывшегося сверху вида, ты уже пугаешься вырастающих громад, маячащих своими острыми закопчёнными трубами и железобетонными крышами, ощерившимися вилами антенн.