Бег по краю

Состояние было – точно оборвалась связь со своими корнями и она, как дерево, подпиленное под корень, лежала на сырой земле, не в силах дотянуться до её живительной влаги, и чувствовала, как её зелёные листочки начинают сворачиваться и засыхать прямо на ветвях. Вчера в её жизни были родные, что безоговорочно её любили, несмотря на любые её поступки. Любили просто за то, что она есть, как воздух, которым дышали, как воду, что пили, не чувствуя её вкуса. Только теперь она стала понимать, что ни муж, ни дети не могут заменить родителей… Она будто лишилась крыла, под которым чувствовала себя в безопасности. Нет, у неё уже давно не было физической опоры со стороны родителей, но она знала, что их дом – это место, где её действительно готовы заслонять от ветров жизни.

Неожиданно она почему-то вспомнила себя маленькой девочкой у отца на руках и так явственно почувствовала колючесть его свитера домашней вязки, пропитавшегося запахом дешёвого табака. Руки обнимали её так крепко и надёжно, как никто уже после не обнимал. Она была оторвана от земли и твёрдо знала, что эти руки не уронят её НИКОГДА. Она вспомнила, как однажды сразу после дождя они пошли с отцом в лес. Было так скользко, что она никак не могла подняться по глинистой горе. Она просто съезжала вниз, хотя отец и проделывал для неё ступеньки, вминая размокшую землю своими огромными сапогами. Он шёл впереди, протянув ей назад руку и таща её за собой на буксире. Нынче она чувствовала себя на той же глинистой горе. Только руку уже никто ей не протягивал… Она будто пыталась уцепиться за кусты, росшие тут и там вдоль её пути; держась одной рукой за один куст, тянулась к следующему – и так передвигалась, всё время обмирая внутри, что вот сейчас вырвет растение из земли.

Лидия Андреевна давно уже больше опекала мать, чем чувствовала её помощь, но всё равно она постоянно ощущала, будто солнечные лучи на лице после долгой и снежной зимы, это мамино желание защитить. В последние годы её жизни, случайно слыша, как мать говорит о ней и внуках подругам, она удивлялась той её гордости, которая напоминала пробившийся родник, придавленный камнем, что спокойно обогнул это препятствие и с радостным журчанием устремился под горку.

Осознание того, что она потеряла маму навсегда, пришло, когда Лидия Андреевна потеряла мамино колечко. Колечко было простенькое, серебряное с большим рубином, напоминающим ей гранатовое зёрнышко. Она знала, что это колечко носила мама, когда была молодой. Маленькая Лидочка чистила его зубным порошком, чтобы то блестело. Кольцо давно перестало влезать на мамины разбухшие от стирок и сырой земли подагрические пальцы. Когда Лиде исполнилось семнадцать лет, мама подарила его ей. Лидия Андреевна теперь точно ещё раз похоронила маму. Напрасно она ходила неприкаянно по заводским коридорам и лабораториям, вспоминая, где же пробегал её путь, и, заглядывая во все углы, в которые уборщица так любила заметать широким размахом швабры мусор. Колечко нигде не блеснуло. Она повесила на двери столовой объявление с просьбой вернуть потерю, хранящую память о любимых руках, если кто-то вдруг нашёл её кольцо. Но и это не помогло. Раньше, когда она смотрела на это колечко, то будто внезапно возникало мамино лицо, выныривало из зарослей сада, раздвигаемых родными руками. Она с горечью осознала, что повзрослела окончательно. Пока живы наши родители, мы все остаёмся ещё детьми. А теперь она взрослая – и входа в детство больше нет. Дверь закрыта навсегда. Замурована бетоном и слилась с непробиваемой стеной.

26

Она помнит свой страх, что дети станут кем-то совсем не тем, кем хотелось ей. Она как бы вычертила пунктиром генеральную линию их жизни – и любой их неосторожный шаг в сторону с этой линии, по которой надо было идти прямо, переставляя ногу так, чтобы пятка поднимаемой ноги опустилась в аккурат к носочку той, что твёрдо стоит на земле, вызывал у неё ярость, налетавшую, словно шквалистый ветер, ломающий вековые деревья, но не устои.

У неё росли хорошие, домашние дети. Она ими гордилась и, если женщины на её работе могли часами обсуждать, что их отпрыск неделями не появляется в школе, а из дома уходит на прогулку после десяти вечера, то, случись у неё такое, она бы, наверное, посчитала свою жизнь никчёмной и неудачной. В то время, когда её коллеги ругали своих чад, Лидия Андреевна начинала с придыханием рассказывать, какие у неё-то дети молодцы. Вася вон которую сессию на «отлично» с повышенной стипендией сдаёт и на «английский» ходит… А Гриша уже может сам готовить обед, и не только пельмени там или кашу, а вон даже бисквит испёк по кулинарной книге!