Бег по краю

Горсть песка у тебя в кулаке.

Жаль, что сердце уже на износе.

Не закрыли мы глаз на недуг.

И не верим мы в долгое счастье.

Но в глазах затаился испуг,

Что окончится всё в одночасье.

Знаем всё про дожди и ветра,

Что разрушат песочные замки,

Что, шутя, проберут до нутра,

Но оставят несносные лямки,

Чтоб постылое бремя тянуть,

Вместе – к солнцу, чьё время – на завязь.

…И волна плёсу только по грудь,

И смеёмся, песочком бросаясь.

Передавая Фёдору сахарницу, вдруг почувствовала вместо холодной хрупкости фарфора его горячую ладонь, будто невзначай коснувшуюся её пальцев. Отдёрнула руку, как от ожога, бережно и тайно лелея тепло мужского колена в ночи, закутавшееся в клеёнчатую скатерть, низко свисающую со стола почти до самого облупившегося пола.

Ложечка позвякивала о стакан, будто колёса поезда по рельсам, увозя в неизвестность, в края, в которых ещё не бывала.

62

Вечером неожиданно подул душный ветер и после ужина, уложив ребёнка спать, они пошли купаться.

Было полнолуние и луна надраенным серебряным щитом висела над лугами, испуская завораживающее сияние. Она почувствовала себя маленькой девочкой, сидящей в первом ряду на новогоднем представлении в ожидании чуда и сказки с непременно хорошим концом.

Осторожно разделась, ёжась от влажного ночного воздуха, и по лунной дорожке, раскатанной серебряным ковром, вступила в воду, чувствуя, что грусть, будто вода, подступает всё выше и выше, нежно обнимая и обволакивая её со всех сторон… Неожиданно она вспомнила, что такое ночное купание уже было в её жизни когда-то в её студенческой молодости… И вот её снова закинуло в ту же точку пространства спустя море лет, как ей тогда казалось, и она не понимала ещё, что никакая это не прорва лет, а пока только горсть воды, набранной в ковши ладони, медленно утекающей сквозь не плотно сжатые пальцы…

По поверхности озера, будто оторванная голова подсолнуха, плыла луна… Фёдор стоял на берегу и смотрел, как она качается на воде. Вдруг он неожиданно нагнулся, поднял с земли камушек и запустил в подсолнух. Светящееся отражение задрожало и разлетелось на десятки мелких осколков, закачавшись на воде оборванными лепестками, что постепенно, словно магнитом, начали медленно стягиваться друг к другу. И вот снова растерзанный было подсолнух, целый и невредимый, застыл в воде, облитый завораживающим светом. И опять тишину раскололо взрывом воды – сполохи света брызнули Лиде в лицо и разбросанные ударной волной заколыхались на воде, будто кувшинки, вокруг чёрной воронки, наполненной тенями дурных предчувствий. Белые осколки мотались обрывками разорванного письма, подталкивая друг друга, кружились в немом танце и не могли найти себе прибежища и собраться в гладкие строки, возвращающие в сердце гармонию и покой. Теперь Фёдор, как заведённый, зачем-то бросал и бросал камни один за другим, не давая осколкам света собраться в целое, – и они, потянувшись было друг к другу, тотчас отшатывались и разлетались перьями из вспоротой подушки. Было в этом что-то магическое, словно Фёдор хотел разбить гармоничный мир, застывший блестящей ёлочной игрушкой из фольги на глади её семейной жизни.

* * *

Ну продержись, тепло, хоть чуть!

Дай насладиться ветра лаской,

Что продолжает дуть и дуть,

Грозя обрушиться развязкой.

…Так было…

В душную грозу

Осокорь –

В три почти обхвата –

Сломался в небе на весу:

И половина сада смята…

Осокорь рос годами в синь,

И набирали силу корни.

И на него – кто взгляд ни кинь –

Потом его годами помнил:

Он мощь вселял, былинный дух,

Казался глыбой вековою.

…Когда скрипел,

То чуткий слух

Не озадачился бедою.

Вот так и мы:

Стремимся ввысь,

Как чёлку с глаз,

Смахнём печали.

Но молодцом как ни держись,

Ты не удержишь жизнь в начале.

* * *

Жизнь прошла так быстро и нелепо,

С верой: будет счастье впереди.

Слушалась советов добрых слепо.

Времени, казалось, пруд пруди,

Чтобы жизнь сложилась,

Как мечталось…