Бег по взлетной полосе

Мама отпустила прошлое, открестилась от боли и былых неудач, а теперь избавляется от улик. Больше не будет места, где можно было бы спрятаться, отдышаться и прийти в норму. И неразумной наивной маме невдомек, что Игорь отрезал нам все пути к отступлению. Уйти теперь будет некуда.

Страх скользкими щупальцами забирается под кожу.

Все, что у меня осталось, – Кит. Его слова, сказанные на прощание, кажутся приветом от папы, связующей нитью, вселяют уверенность: он возьмет меня за руку и уведет от всех проблем. Он обещал, что не оставит.

Он обещал…

Капли мерно падают из крана, посиневшие колени покрываются мурашками, выбираюсь из воды и долго разглядываю отражение в зеркале.

«Забитая серость. У тебя нет голоса. Тебя никто никогда не услышит…» – всхлипывая, шепчу я.

Кит не имеет отношения к папе – судьба случайно столкнула нас в парке несколько недель назад. И я не понимаю, почему он начал мне помогать.

Укрывшись одеялом, вглядываюсь в темноту и не могу унять дрожь – привычный мир рушится, будущее пугает. Игорь окончательно завладел разумом мамы, шансы на то, что она одумается, стремятся к нулю. Значит, мне до конца своих дней придется терпеть его тупые шутки, прислушиваться к каждому шороху, умирать от ужаса и выносить любые издевательства, чтобы только мама не разглядела ту грязь, которой на самом деле является все, что ее окружает. Чтобы она не разочаровалась в людях навсегда.

И папины сказки не сбудутся, а взлетная полоса не станет для меня трамплином в небо.

Смирение, жившее в груди два последних года, сменяется острым желанием нарушить ход вещей, вырваться, сбежать, освободиться…

Беззвучную истерику прерывает жужжание телефона. Нашариваю его под подушкой, яркая подсветка бьет по глазам, и сердце сжимается от внезапной радости.

Кит.

– Привет. – Вздох на другом конце линии заглушает порыв ветра. – Звоню, чтобы пожелать спокойной ночи. И сказать, что скучаю. Просто… После хороших дней иногда очень хочется выть.

Тепло растекается по венам и покалывает в кончиках пальцев. Я не верю, что все происходит наяву, щипля себя, но пустая комната с отсветами фар и дыхание в трубке никуда не исчезают.

– Я тоже скучаю, Кит. Ты так вовремя! – выпаливаю и прикрываю ладонью динамик. – Где ты сейчас?

– Дома. На крыше общаги. Представляешь, отсюда видно твой жилой комплекс. Если напрячься, наверное, я смогу увидеть тебя.

Мгновенно покидаю кровать, устремляюсь к подоконнику, опираюсь на него локтями и мучительно всматриваюсь во мрак за стеклом, пронизанный голубоватыми стрелами звезд. Душа звенит от нового, доселе неизведанного чувства – нестерпимо огромного и трепетного.

Старый район слишком далеко, у самого горизонта маячит россыпью холодных огней. Где-то там Кит стоит у края пропасти глубиной в десять этажей и выдыхает дым в черноту космоса.

– Жаль, что ты не рядом, – вырывается у меня, и кружится голова.

В небе над домами моргают разноцветные точки, гул турбин долетает до уснувшей земли и постепенно смолкает.

– Я рядом, – отзывается Кит. – Всегда.

Напряженно вслушиваюсь в тишину, надолго повисшую в эфире, и схожу с ума от осознания: в его словах есть что-то большее. Тоска, намек. Извинение?..

– Над твоим домом только что пролетел самолет, – нарушает молчание Кит, – видела? Сейчас он прямо надо мной.

Глава 23

Новый день начинается с шипения фена, шороха шагов, горького запаха кофе и урчания кофеварки в глубинах огромной кухни. Где-то раздаются плеск воды и тихое жужжание бритвы.

Скрываюсь от докучливых звуков под одеялом, но досмотреть сумбурные сны не получается – шторы трепещут от сквозняка, и в комнату в облаке легких цветочных духов вплывает мама.

– Яна! – Она присаживается на край кровати, трогает меня за плечо и продолжает со сталью в голосе: – Я знаю, ты не спишь. Даже не пытайся прикидываться!

Нехотя откликаюсь на зов, оборачиваюсь и смотрю на нее – гладкое лицо с идеальным макияжем застыло в тревоге, удивлении и… обиде.

– Вашу мать… Что еще? – хриплю я.

Ей ни за что не достучаться до моей совести после того, что она сделала.

– Вечером мне было очень стыдно за тебя, – сообщает мама, на ее лбу проступает и пульсирует скорбная жилка.

– Просто замечательно… – разочарованно вздыхаю, приподнимаюсь на локтях и сажусь, упираясь спиной в изголовье. – А впрочем, ничего нового. Хорошо, что теперь тебе есть кем гордиться.

Высказав это вслух, я вдруг понимаю, как сильно люблю свою маму и боюсь за нее, как мне не хватает ее прежней, как пугает будущее…

– Помолчи! – взвизгивает она, и я вздрагиваю от неожиданности. – Игорь не требует от тебя ничего сверхъестественного. Не задерживаться допоздна, не приводить сюда компании и не путаться с мальчишками – разве это так плохо? Мы в его доме, так соблюдай правила! Хватит цапаться с ним, огрызаться и смотреть волком. Кстати, насчет вчерашней безобразной выходки… Я понимаю, ты держишься за воспоминания, понимаю – отец остался для тебя божеством с крылышками, но он не был таким! И твой бесполезный бунт его не вернет!

В шоке раскрываю рот, но мама поднимает указательный палец и пресекает любые возражения: