Беглая княжна Мышецкая

– Добро, ныне же выедешь, – решил-таки отпустить Серебрякова Степан Тимофеевич. – Знамо дело – кошку бьют, а невестке намеки дают! Бей и ты поместных дворян, чтоб московские бояре от страха тряслись в своих каменных палатах! От Максимки прибыл гонцом казак Васька Семенов, с ним и воротитесь к Осипову. – И к остальным с прерванным разговором: – Ну, давайте думать, казаки, как нам руку дотянуть до верхушки кремлевской стены да воеводу крепко за бороду ухватить…

И наутро, к великому удивлению осажденных, с казанской стороны под кремлем начались твориться странные дела. Несколько сот работных на телегах под стрелецкими со стен пулями подвозили землю, бревна, доски, колья. Другие принялись что-то сооружать. Атаман Разин, средь иных забот о пополнении войска, часто наезжал в это место и поторапливал работающих, иной раз здесь его и находил Никита Кузнецов с новыми нарочными, которые день ото дня привозили добрые вести с засечной черты: Михаил Харитонов к середине сентября занял всю засечную черту с конечным городом Корсунь, Максим Осипов и Василий Серебряков до 20 сентября взяли Алатырь, двинулись на Арзамас. Через несколько дней ими взяты города Атемары, Саранск и Инсарский острог. Ходили боем на город Курмыш и, как доносили атаманы в своих рапортах, «курмышеня жилецкие всяких чинов люди город им здали, пошли на Мурашкино…»

Читал атаман Разин эти победные реляции походных атаманов, радовался, что супротив ненавистного боярства поднялось столько черного люда! И огорчался заодно своим принужденным сидением под синбирским кремлем с воеводой Милославским!

– Эх, Никита! – вздыхал иной раз Степан Тимофеевич, выслушав очередное послание. – Тяжким камнем на ногах у всего войска сей кремль с упрямым воеводой! Ну да ништо, сколь яблоку ни висеть, а людских зубов не миновать!

– Твоя правда, Степан Тимофеевич, – соглашался Никита Кузнецов, видя переживания атамана из-за принужденной задержки под Синбирском. – Ежели яблоко само не упадет, казаки, озлясь, на дерево влезут и тряхнут ветки как следует. А зубы у нас давно уже наточены, чтоб вгрызться! – Никита видел, что ратные заботы гнетут атамана Разина до головной боли, потому и говорил эти слова в утешение предводителю, а сам с неменьшей тревогой думал о своей печали: «Удастся ли нам живу домой воротиться? Мне – к Паране с детишками, а куму Мише – к княжне Луше… Убиваются теперь, наверное, по нас, истины не зная – живы ли?»

Шли дни, и поначалу несуразное строение под стенами кремля стало приобретать нечто рельефное, а когда воевода Милославский со страхом узрел – да воры строят кусок вала под стать кремлевской стене! – забеспокоился не на шутку. Вот и две башни по бокам строения обозначились – крепчайшие, с бойницами для пушек. А вот поутру и пушки с криками втащили, и из двух башен, расстоянием одна от другой на сорок сажень, в упор по кремлю ударили пушки осаждавших под ликующие крики всего разинского войска.

И тут к атаману Разину пришло тревожное послание из-под Пензы, от Михаила Харитонова: взятые в плен дети боярские в один голос показали, что государь Алексей Михайлович, сам сделав смотр войскам, спешно отправил из Москвы большое войско под командование давнего казацкого недруга Юрия Долгорукого. Тот воевода захватил Арзамас, сделал его своим центром и гоняется теперь за отрядами, которые действуют в ближней округе. Выслана подмога и в Тетюши к воеводе Юрию Борятинскому. Зато воевода Петр Урусов крепко сидит под Казанью, отбиваясь от войска Максима Осипова. Осипову с его пятнадцатитысячным войском, в котором было всего до сотни донских казаков, сдался город Темников, откуда едва успел сбежать тамошний воевода Челищев. В городе Курмыше казаки стояли недолго и выступили на Ядрин, где жители всем миром «одобрили» своего воеводу и ему сохранили жизнь. Затем взяли Васильев, Козьмодемьянск, вступили в Лысков и вышли к Волге – на том берегу стоял притягательный для казаков богатый Макарьевский Желтоводский монастырь. Под угрозой был и Нижний Новгород, что и заставляло воеводу Петра Урусова задерживаться со спешным походом под Синбирск.

Но атаман Разин знал – рано или поздно и Долгорукий, и Урусов с Борятинским пробьются-таки сюда, на помощь осажденному Милославскому, а потому и поторопился начинать третий приступ кремля, хотя не все еще и было готово к таковому.

– Упредили бы нас в нужное время атаманы о движении тех воевод, – беспокоился Степан Тимофеевич, внимательно присматриваясь к окутанному пороховым дымом кремлю – палят стрельцы из пушек и пищалей, не берегут зелье, знать, запасено его вдоволь. А он должен считать едва ли не каждый выстрел!

К вечеру того же дня Никита Кузнецов привел к атаману Разину черного вестника. Донской казак есаул Оброська Кондак примчал с изустным донесением. Проводив Оброську до горницы атамана, Никита хотел было выйти, но Степан Тимофеевич удержал его: