Беглец из рая

Расслышав со стороны свой визгловатый мерзкий голос, я понял, что кричу на Фарафонова и не просто ору на тонах, но мне нравится мое неистовство, как бы я освобождаюсь от накипи, нисколько не стыдясь своего раздражения. Фарафонов несколько скис, стремительно угас от моего напора, скуксился, потряс пустую бутылку, недоуменно разглядывая ее на свет, и растерянно полез под стол в свой непустеющий кожаный портфель. В его положении лучше бы бежать прочь от Хромушина домой, но как вернуться в постылое жилье, если так грустно, так одиноко бродить по своей громадной опустевшей квартире с двумя туалетами, итальянскими мебелями, зачехленными стульями и слушать похоронный печальный гул огромных хрустальных люстр, похожих на соборное паникадило… Фарафонов намерился упиться здесь, в холостяцкой конуре, и никакая сила не могла бы выгнать его… Если бы сюда еще девку с панели ему, да грязцы, ах, как бы хорошо стало тогда упасть совсем, чтобы наутро, помолившись, искренне поплакавшись Господу в жилетку, снова восстать сердцем для воскрешенной жизни.

– Ну зачем ты так? Зачем? – с недоумением спросил Фарафонов и подлил себе коньячку. – Павлик, ты меня не обижай.

– Не буду…

– Может, тебе помочь? Может, тебе надо денег? – Фарафонов полез во внутренний карман и стал задумчиво рыться там, нашаривая нечто непослушными пальцами, словно бы на ощупь листал в пачке купюры и боялся ошибиться. – Если надо, ты скажи.

– Скажу, Фарафонов, обязательно скажу, когда понадобится миллион.

– Вот ты какой шутник. А я к тебе с чистым сердцем… Миллиона не дам, но тысячу баксов…

– Что мне с ними делать, Фарафонов? Я таких денег и в руках не держал. – Я шутливо заградился от гостя ладонями, как щитом.

– Как хочешь, было бы предложено. Я знаю, ты человек гордый, – торопливо согласился Фарафонов. – Ты, конечно, по-прежнему занимаешься ерундой. При советской власти тебя чуть не отправили в психушку Сербского. А ты и нынче валяешь дурака. Не пойму, для чего тебе это нужно? Если дочь не ссучится, то что-нибудь получится. Ты так считаешь?

– И ничего я не считаю.

– А хочешь, я тебе подкину сюжетик для докторской? Вот она система сбоев… В каждом деле ищи еврея, верно? – спросил Фарафонов заплетающимся языком.

Я понял, что выпроваживать гостя на улицу уже поздно: если что худое случится с мужиком, век себя казнить будешь. Я догадывался, что Фарафонов не ставит меня ни в чих ни в нюх, но я-то себе истинную цену знаю и из простой обиды не стану навлекать на него несчастий, пусть живет человек по своей судьбе, которая к нему благоволит, как бы Фарафонов ни поскуливал по привычке, де, Бог слезы любит.

– Ты знаешь, мне предложили академическую дачу. От дармового и дурак не откажется, верно? А после покойника Благоволина остался в доме его родич. Живет и съезжать не хочет. Новое время – новые нравы. Решил по нахалке чужую сковороду облизать. Думал: я потычусь, поплачусь и отступлюсь. Не знает он Фарафонова: я из глотки свое вырву. Мне бы сразу его под зад. А он попросил месяц сроку, чтобы съехать. Я пожалел, дал слабину. Ага! Ему понравилось. Я с ним по-хорошему: де, Семен Косухкович, освободите дачу. Он, негодяй, смеяться надо мною. Надо мною смеяться, гад!.. Год тянул. А я не отступаюсь. Раскалился – искры летят. Думаю: судами задушу. А у меня друг – еврей Смидович – умный, черт, и никого не боится. Ну, вроде тебя. Он говорит: давай повезем рояль и втащим его силой. Я спрашиваю: а при чем тут рояль? Вот увидишь, при чем… Наняли рабочих, привезли на дачу мой белый старинный рояль. Дорогой рояль, еще от дедушки… Семен Косухкович дверь приоткрыл, а не пускает. Толкнул Смидовича. А он – метр с кепкой. Дунь – улетит. Смидович упал, рояль на него… И неловко упал, для него неловко-то, а для меня очень даже ловко. Короче, упал и сломал мизинец. Мой друг сразу заорал на весь поселок. Я ему: не кричи так, ты же не баба. Мне даже стыдно за него стало. Не пойму, в чем дело. А он еще пуще блажит, будто его режут. Тут собрался народ, сосед говорит, надо звать милицию. Позвонили в милицию, прибыл участковый, составили акт. Смидовича повезли в больницу, там тоже акт составили о членовредительстве. Короче, дело пошло в суд. И уже через неделю Семен Косухкович предлагает мне: давай, де, вместе жить на даче, как одна семья. А я ему фигу под нос: выкатывайся вон, дружочек… И так через сломанный еврейский мизинец я въехал на дачу. Размышляй, Павлик, сам. На то тебе и голова дадена. А ты все напором, через колено… Хороший сюжет? Дарю вместо тысячи баксов. Не имей сто рублей, а имей одну хорошую голову.

– А при чем тут рояль?

– Вот и я Смидовича спрашиваю: а при чем тут рояль?