Беглецы

Суджа умоляла господина Вана не привязывать ее, но тот, не обращая на нее никакого внимания, принялся выдвигать ящики, доставать оттуда ножи и передавать Пину. Потом он показал на верх буфета, и Пии, вытянув руку, убрал туда все ножи. Ван проверил рабочий стол, плиту и еще раз цепь. Убедившись, что Суджа никуда не денется, господин Ван сказал пару слов Пину и повернулся, чтобы уйти. Отодвинувшись подальше от плиты и уперевшись дрожащими руками в стенку, Суджа с ужасом смотрела на Пина. Тот был почти на фут выше ее, и у него было жилистое, мускулистое тело человека, привыкшего к физическому труду на ферме. Когда он кинул пластиковую кружку в раковину, взгляд Суджи метнулся вслед за его рукой.

Почувствовав ее страх, Пин одарил ее презрительным взглядом. Какая из этой прикованной к плите «северянки» невеста? Эта девушка была не многим лучше скотины. Он сердито сорвал куртку со спинки стула, опрокинув его, протопал к двери и вышел на улицу.

Суджа с бьющимся сердцем подошла к кухонному окну и увидела, как Пин о чем-то спорит с матерью и гневно машет в направлении дома. Госпожа Ван покачала головой и пихнула его в сторону теплицы, возле которой уже ждали несколько работников. Они хлопали себя по пальцам перчатками и пинали черными ботинками комья земли. Суджа переместилась к дальнему краю окна, и тяжелая цепь натянулась. Девушка посмотрела туда, где за полем проходила пустынная дорога — без столбов линий электропередач, бездорожных знаков и рекламных щитов. Там не было ничего, что могло бы подсказать, где находится эта ферма. Суджа ждала, что проедет какая-нибудь машина, но на дороге по-прежнему никого не было.

Лишь спорхнула стайка похожих на воробьев сорокопутов и снова опустилась на провода.

Суджа отвернулась от окна и принялась судорожно шарить глазами по дому в поисках путей к спасению. Она направилась к гостиной и даже смогла пройти по комнате фута три, прежде чем цепь потянула ее назад. Сравнив углы падения света из окон в гостиной и в кухне, девушка попыталась определить, в каком направлении находится север, а в каком юг, но небо было затянуто тучами, и понять расположение солнца было невозможно.

Суджа вернулась в кухню, приблизилась к одному из рабочих столов и потянула пальцами за ручку выдвижного ящика. Внутри оказались ложки, черпаки, палочки для еды и резинки. Девушка уставилась на меламиновые половники в ящике и подумала о том, что можно попробовать сделать из них что-то наподобие оружия с лезвием, но она так и не смогла представить, как его использовать дальше. Что она сделает, убьет их всех? Если бы ей только удалось выбраться и спрятаться в горах или в тоннелях! Ей приходилось слышать, что так делают многие северокорейцы.

В пустом доме стояла тишина, и Суджа немного успокоилась. Она еще раз оглядела дом, на этот раз медленно. Времени было около семи часов утра. В Пхеньяне к этому часу коридоры университета уже кишели студентами. Скоро должна была начаться пара по риторике, и она сейчас сидела бы за столом и смотрела, как Чин открывает учебник и разглаживает ладонью разворот. О, чего бы она сейчас не дала ради того, чтобы снова оказаться в Пхеньяне!

Вспомнив о Чине, Суджа попыталась представить, как бы действовал он, если бы оказался на ее месте, и ей становилось легче, когда она представляла его рядом. Чин был стратегом, поэтому он стал бы собирать информацию, подмечая все, что могло пригодиться для побега.

Возле входа в гостиную девушка заметила настенный календарь и уставилась на изображение женщины в красном платье с глубоким вырезом, открывавшем белые груди. Взгляд женщины был направлен в камеру, губы слегка приоткрыты, будто она смотрела в глаза возлюбленного. Эта откровенная фотография выбивалась из общего стиля этого дома. Суджа пробежалась глазами по датам под фотографией и узнала некоторые мандаринские иероглифы, которые запомнила на занятиях китайским: воскресенье, понедельник, вторник… Девушка попыталась отсчитать дни назад, до того момента, как запрыгнула на поезд в Северной Корее, но быстро сбилась и бросила это дело.

В том, какой был день недели, не было никакой разницы. Она торчала в западне в доме этой китайской семьи, и никто не знал, где она.

Пин и его родители вернулись под конец дня с большим желтым пластиковым дуршлагом, в котором лежали белокочанная капуста и бок-чой, китайская капуста. Госпожа Ван поставила дуршлаг на пол, а бок-чой

положила в мойку. Она подошла к мужу и сказала:

— Освободи ее.

Когда господин Ван снял цепь с ноги Суджи, та принялась тереть лодыжку, но госпожа Ван махнула ей, чтобы подошла к мойке. Выгрузив ей в руки кочанчики бок-чоя с перепачканными черной землей корнями, женщина подтолкнула девушку и произнесла:

— Си. Помой их.