Беглецы

Я не уставал. Ни капли усталости, даже после того, как мы без остановки прошли вторые сутки. Парню-погонщику на ночь приходилось ставить двух зомби, чтобы те несли его, пока он спит. Мне не нужно дышать, хотя я никак не отвыкну от этого. Я не чувствую холода или жары, я не чувствую боли. Конечности слушаются меня идеально, хотя приходится следить, чтобы не увлечься и не вывернуть себе что-нибудь. Все воспоминания на месте, как махать мечом я тоже помню. Конечно, в моем новом качестве были и минусы. Например, я очень слабо чувствую вкус еды. Смешно, скажешь? Нежити не нужна еда? Соглашусь, но, черт побери, от привычки не так-то просто избавиться!

Но есть еще кое-что, чего я не упомянул. Наконец избавившись от чего-то в моей голове, я мог в полной мере испытывать чувства. Точнее – чувство. Лютую, всепоглощающую ненависть. Я ненавидел и продолжаю ненавидеть светоносцев всеми силами своей души, я готов убивать их без разбора, самыми жестокими способами. Я хочу стереть саму память об этих чудовищах, лишь по недоразумению названных людьми. Технократы не столь жестоки с побежденными, как эти, прикрывающиеся ханжеской маской Света. Ты думаешь, в этом проблема? Хорошо, я расскажу дальше, хотя история моя подходит к концу.

Бену Элоим, Предвестники, как их называют, приняли меня. В башне Авен-Есер их было только четверо, к ним меня и отвел Бар-Талмай бен Иаков, владетель башни. Он, кстати, тоже отнесся ко мне с жалостью, не знаю, что было тому виной, рекомендации мастера из деревни, или что-то еще. Но это было лучше презрения, в любом случае.

Барух, как я понял, старший из Предвестников, радушно встретил меня. Вид его мог напугать кого угодно: кости, усиленные стальными вставками и имплантами, были металлически-серого цвета, на месте глаз были жуткие окуляры, двигавшиеся, казалось, сами по себе; легкая черная броня, навернаяка имеющая пару секретов; пяток кинжалов и хищного вида топорик-клевец на поясе. Трое других, хоть и были скелетами, как и предводитель, разительно отличались своими улучшениями и обмундированием. Их объединял лишь неестественный металлический цвет костей.

– Ты новый, – сказал мне Барух голосом, звучащим как будто из бочки, – и умер недавно. Если хочешь быть с нами – сначала надо тебе избавиться от мяса, заменить связующей массой. Так оно удобнее будет. Потом укрепить кости. А потом ты будешь учиться.

За год, что прошел с момента моей «инициации» (а точнее с момента, когда меня выварили в котле в особом кипящем зелье), я изучил много хитростей, какими мертвые могут убивать живых. Яды и сложные алхимические составы, ловушки, акробатика и (сравнительно) честная драка на мечах пришлась мне по душе. Гасан Хамаджи, мертвец, служивший раньше Лиге Серебряных городов, но переведенный из-за смертельного ранения, научил меня метать ножи и стрелять из складного наручного арбалета. Фцлукхнан, перебежчик со стороны технократов, обучал меня управлению аугментациями и усилениями. А Себастьян, четвертый, обучал меня «магии, не требующей магии», точнее фокусам, которыми можно обдурить живых, а также общению с разными людьми и дипломатии.

Время первого задания пришло спустя полтора года после моего «второго рождения». Честно скажу, когда мастер Бар-Талмай сказал, что мне предстоит сделать, я чуть не взвыл от восторга.

Первой моей целью была Анна Шерани. Тебе это имя, конечно, ничего не говорит, верно? Она была главой «Добровольного Корпуса Помощи и Утешения Больных и Страждущих», той, кто дала моей матери умереть.

…Что? Совсем мало? Я почти закончил. Собственно, это началось после моего первого задания».

* * *

Шакрон очнулся и тут же пожалел об этом. Голова болела так, как будто из нее пыталось выбраться что-то маленькое, но чрезвычайно злое и когтистое. Левой руки Лунный охотник не чувствовал совсем. Все тело, по ощущениям было покрыто синяками и ссадинами и отзывалось болью на любое движение. Когда же капитан собрался с силами и приподнялся, то обнаружил, что правая нога неестественно выгнулась, а из колена торчит что-то окровавлено-белое. Просто прелесть. Кажется граната, пущенная на техническую палубу, взорвала что-то еще, что-то, жахнувшее с такой силой, что взрыв прорвал пол палубной надстройки и рубки, да еще хорошенько приложил Шакрона об потолок.

С трудом повернув голову, Шакрон не удержался и присвистнул. Н-да, перелом и сотрясение – еще ничего. Если бы тигр упал в ту дыру, что образовалась в полу от взрыва, он бы точно не выжил. Что касается абордажной команды, вряд ли они могли пережить этот взрыв.

Сдавленно рыча от боли, Шакрон осторожно поднялся на здоровой ноге, уцепившись руками за подоконник и выглянул в иллюминатор.

– …Эй, тут живой! – радостно крикнули из-за спины, отчего капитан чуть не вывалился наружу. За спиной стоял гремлин, приземистое, ушастое существо, с серовато-зеленой кожей, и очень широкой улыбкой. Очень-очень широкой улыбкой, всеми шестьюдесятью четырьмя заостренными зубами.