Оснастить лодку было нетрудно: сделали к ней весла и приколотили две скамеечки, да еще приготовили парус из рогожи, который используется туземцами в единственном случае: если плыть приходится под ветром. В остальных случаях парус снимается. Этим и ограничиваются познания туземцев в мореходном искусстве.
Пирогу опробовали и остались довольны. Теперь нужно было только дождаться возвращения Гонде, и можно будет ехать. Но Гонде не приходил. Прошло пять недель, а о нем не было ни слуху ни духу. Робен потерял всякую надежду его увидеть и уже решил ехать, не дожидаясь его, как вдруг накануне того самого дня, на который был назначен отъезд, каторжник появился на засеке. Он был худ, бледен и едва держался на ногах.
— Наконец-то! — вскричал Робен. — Что с вами случилось, что вы так долго не шли?
— Я не виноват… Доктор догадался, что я притворяюсь, и не принял меня в лазарет, а Бенуа, узнав об этом, жестоко избил меня, так что я действительно слег и прохворал все это время… Но подлец Бенуа за это поплатится, будьте спокойны.
— А что же… письмо?
— Здесь удача полная, не беспокойтесь… Вот, смотрите.
Каторжник уселся на пень, тяжело перевел дух и вынул из кармана записную книжку, из которой достал листик бумаги и подал Робену.
То была самая точная копия письма госпожи Робен, с содержанием которого мы уже познакомили читателя.
С волнением и восторгом прочитал Робен копию с милых строк, потом обратился к каторжнику и сказал:
— Спасибо, Гонде, большое спасибо!
— Не за что, господин Робен, я все-таки ваш должник. Я никогда не забуду, что вы спасли мне жизнь.
— Но как вам удалось достать письмо?
— Очень просто. Ведь эти господа надзиратели бывают иногда ужасно глупы. Они взяли да и подшили письмо к вашему делу, а я попросил писца канцелярии показать мне его. Он мне принес письмо, а я снял копию и отдал оригинал назад. Вот и все… И кутерьма же теперь идет в остроге, я вам скажу! Все мечутся, как угорелые, из-за вашего побега. Говорят, Бенуа будет отдан под суд; он озлоблен страшно и хочет непременно вас отыскать. Поэтому прячьтесь хорошенько, будьте осторожны.
— Когда же мне прятаться? Я хочу ехать, бежать…
— Подождите, теперь нельзя. Устье реки кишит рабочими-каторжниками, и начальство острога усилило там надзор. Подождите, по крайней мере, покуда я не отыщу другое место в лесу для вырубки…
— Как, опять ждать? Да я умру от нетерпения.
— Одну неделю всего, умоляю вас.
— Хорошо, я подожду, но только…
— Вот и прекрасно, — сказал каторжник, вставая. — А теперь мне пора в острог…
— Вы бы покушали хоть чего-нибудь, — предложил негр.
— Благодарю. У меня совсем нет аппетита: эта лихорадка проклятая…
— Ну, выпейте настоя батато, — настаивал негр.
Каторжник опять отказался. Робен понял, что он просто брезгует прокаженным, и вызвался приготовить настой сам. Сделав это, он напоил каторжника, который с кислой гримасой проглотил поданный ему целительный напиток, поблагодарил и ушел, на прощание еще раз попросив Робена подождать неделю.
Раньше недели ехать все равно было нельзя: запас провизии не был еще полностью подготовлен. И прежде всего следовало приготовить на дорогу куак, или муку из кассавы. Робен знал питательные свойства этого растения, но не имел ни малейшего понятия о том, как из него делается мука.
Но с ним был Казимир, который все это знал.
— Ну, кум, давайте тереть маниок[6]
, — сказал негр.Накануне они нарыли большой запас клубней кассавы, который хранился у них под большим навесом. Старик принес откуда-то крепкий брусок текового дерева, зазубренный в виде подпилка, и пояснил:
— Вот чем следует тереть.
— Этим? — изумился Робен. — Но ведь этак мы и в месяц не изотрем всего, что мы собрали.
— Это вы говорите оттого, что не знаете… Вот как надо делать.
И негр, уперев брусок одним концом в столб хижины, а другим в грудь Робена, подал своему ученику очищенный корень кассавы.
— Вот так вы и трите, а я буду чистить.
Робен усердно принялся за работу, растирая клубень за клубнем, которые подавал ему негр, и скоро у ног его образовалась большая груда тертой мякоти.
— Не дотрагивайтесь до терки, кум, а то, если вы оцарапаете себе руку и на нее попадет сок, вы умрете.
Робен и сам знал, что сок кассавы ядовит, хотя сама она и представляет весьма питательное вещество. Поэтому ее можно употреблять в пищу, лишь предварительно выжав из нее весь сок.
«Интересно будет посмотреть, — подумал Робен, — как мы этот сок выжмем».
Когда перетерто было достаточное количество клубней, Казимир принес из хижины длинный и тонкий мешок в виде чулка, сплетенный из волокон арумы.
— Выжимать вот в это, — сказал негр.
Робен сразу догадался, как это делать. Нужно было ссыпать тертую мякоть кассавы в этот мешок и положить его под гнет.
Этим способом очень скоро выжали сок из всего запаса маниока. Затем всю массу разложили сушить на солнце, и через некоторое время получилась достаточно сухая мука, хотя и крупная, словно отруби.