Беглецы в Гвиане

«Несчастное создание!.. — подумал Робен. — С моей стороны, в самом деле, жестоко тащить его с собой».

— Послушай, Казимир, — прибавил он вслух, — не беспокойся, пожалуйста. Я устрою тебе хижину в лесу, где-нибудь тут поблизости, наберу бананов, маниока и накормлю тебя. Поверь, с голода мы не умрем.

— Спасибо, спасибо… вы очень добры.

— Ну вот, так-то лучше. Я буду работать за двоих, я силен и здоров, следовательно, еще не все потеряно.

— Да и ровно ничего не потеряно, — сказал вдруг сзади чей-то голос, — хотя надо признать, что на земле есть страшные мерзавцы.

Робен обернулся и узнал Гонде.

— Вижу, что с вами случилось несчастье, — продолжал каторжник. — Ваша лодка пропала, я заметил это, когда шел вдоль реки. Хижина ваша сгорела. Это тем более жаль, что путь теперь свободен.

— Вам-таки удалось!

— Удалось как нельзя лучше. Я нашел местечко с замечательными экземплярами розового дерева.

— Какая жалость!

— Успокойтесь, работы будет месяца на три, а за эти три месяца вы будете уже далеко.

— Ах, если б ваши слова осуществились!

— Я уверен в этом. И, знаете, я даже думаю, что ваши несчастья послужат вам на пользу.

— Это каким образом?

— Скоро кончатся дожди, и по реке поедут вниз к устью негры боши и бони. У них вы можете получить хоть десять лодок вместо вашей одной.

— А могу ли я положиться на этих негров после того, что со мной сделал Атука?

— Бони и боши — не индейцы, они не пьяницы и не предатели, а, напротив, очень честные, приветливые и гостеприимные люди.

— Да, да, это верно, — подтвердил Казимир.

— Значит, вы советуете подождать здесь несколько недель? — спросил Робен.

— Не именно здесь, но где-то поблизости. Постройте себе хижину где-нибудь в чаще, только главное — не оставляйте за собой ни малейшего следа. Ручаюсь вам, что в таком случае вас ни за что не найдут.

— А чем мы расплатимся за то, что нас перевезут в лодке?

— У вас здесь под ногами растет на земле много всякой провизии. Негры-бони после сезона дождей всегда нуждаются в провизии, и если вы соберете хороший запас и предложите им, то они с радостью перевезут вас куда угодно за эту плату.

— Хорошо, тем более что иного выхода нет.

— Если я могу вам хоть чем-нибудь быть полезен, то располагайте мной.

— Спасибо, Гонде! Я верю вам безгранично.

— И хорошо делаете, потому что я предан вам всей душой. Кстати, вот что я вам скажу. Около того места, где вы прятали вашу лодку, есть лесок — такой густой, что через него невозможно пройти иначе, как по руслу протекающего там ручейка, имеющего не более метра глубины и теряющегося в болоте. За болотом есть местечко, где вы бы отлично могли построить себе хижину и укрыться на время от преследования. Там бы вас уж никто не нашел.

— А как же пройти через болото?

— Посередине болота есть полоска твердой земли, прикрытая илом. Я случайно открыл эту полоску, идущую через все болото от одного конца до другого. Полоска узенькая, не шире ножа, но, опираясь на палку, можно будет, я думаю, пройти.

— Хорошо. Завтра мы пойдем туда, — сказал Робен.

— Да, да, пойдем, — согласился Казимир, уже успевший успокоиться.

— Позвольте мне проводить вас, а на эту ночь остаться с вами, — предложил Гонде.

— Оставайтесь. Я буду вам очень благодарен.

На другой день Робен, Гонде и Казимир двинулись в путь.

— Бог не допустил, чтобы я умер здесь, — вздохнул негр, расставаясь со своей засекой.

* * *

— Нелепая страна! Право, нелепая страна!.. Негров — сколько хочешь, деревья — без ветвей, с какими-то оловянными листьями, мухи и насекомые надоедают день-деньской, солнце жжет, фрукты… о, эти фрукты! Точно консервы на скипидаре!.. От жары у меня лупится нос, и, кажется, с него скоро сойдет вся кожа. Нелепая страна!

Бледная, измученная женщина в трауре слушала с печальной улыбкой эту воркотню двадцатилетнего юноши, говорившего по-французски с неподражаемым прононсом парижских предместий.

— И ко всему этому, — продолжал молодой человек, — целые тысячи обезьян и попугаев. Что касается туземного говора… Фу, Боже мой, что за гадость! Для слуха утомительно, для ума непонятно… А уж пища — лучше о ней и не говорить: рыба — точно подошва, суп — какая-то противная кашица… Однако что же это я все болтаю, пожалуй, детей разбужу.

— Да я не сплю, Андрэ, — возразил детский голос с кроватки, завешенной пологом.

— И я тоже не сплю, — отвечал другой детский голосок.

— Напрасно, Эдмонд. Днем непременно нужно лежать в постели, а то с тобой сделается солнечный удар.

— Мне скучно весь день лежать.

— Ну, детки, будьте же умниками, — сказала бледная дама. — Мы завтра едем.

— Ах, мамочка, как я рад!.. А как мы поедем? Опять по воде?

— По воде, сынок.

— Меня опять будет тошнить… Но это ничего, зато потом я увижу папу.

— Так, следовательно, вы окончательно решили, сударыня? Мы завтра уезжаем из Суринама, или, как его называют здешние жители, из Парамарибо?.. Это очень хорошо! Хотя мне и надоело путешествовать, хотя, быть может, та страна, куда мы приедем, окажется нисколько не лучше Суринама, но, по крайней мере, мы там все будем в сборе, так сказать… А ведь вы, сударыня, кажется, все еще ничего не изволите знать?