Беглый огонь

— Почему ты не сказал этого раньше? В таком случае он может контролировать нашу связь. Переговоры, компьютер.

— Нет. Система просигнализировала бы о контроле. Да и побоится в ФАПСИ сменилось начальство, а свои погоны на плечах дороже чужого кресла. Против нашего папируса он попер бы только по письменному приказу. А отдать такой приказ, не рискуя потерять погоны, папаху и кресло, никто не решится.

— Складно излагаешь. Почему Васильев опустил «завесу»?

— Не в связи с нашими играми: бомбардировка Ирака. Предписание. А предписание Васильев не нарушит.

— Школа Лаврентия.

— Она самая. Васильев начинал в Ленинградском училище МГБ. В пятидесятом году.

— Значит, только визуальный контроль.

— Да.

— Мы можем осветить территорию?

— Нет необходимости. Проще заблокировать ее с помощью снайперов.

— Делай.

— Есть. Вот только одно… — Панкратов замялся. — Если Дронов забьется в какую-нибудь дыру, в щель, никаких гарантий, что мы разыщем его до прилета гостей. Территория велика.

— Собаки. Пусти собак.

Панкратов пожал плечами:

— Он опытный человек.

— Кого он, по-твоему, представляет?

— Конкурентов. Или — они продолжают играть его втемную.

— Цель? Сорвать сделку?

— Да.

— Значит, это он запустил «дурочку» среди журналистов и политфункционеров.

Умно.

— Привлечь внимание к заводу… — Лоб Панкратова усыпали бисеринки пота. — Он готовит акцию!

— Какую?

— Любую громкую!

— Сам? Один?

— Если бы он работал от любой из контор, все не было бы так топорно. И у ФСБ, и у ФАПСИ, и у ГРУ — масса возможностей напакостить нам массированно и заранее. Всем, включая нашего олигарха.

— Согласен. Значит, дурак-одиночка. Джокер. Человек Дождя. — Филин застыл, размышляя. — Акцию, говоришь? Взрыв? Поджог?

— Скорее всего.

— У него могут быть плаксид, тетрил, что-то в этом роде?

— Если бегает один — вряд ли.

— А если не один?..

Панкратов молчал, напряженно глядя в ведомую ему точку на столе.

— Зачем ему это надо? — медленно выговорил Филин.

Панкратов пожал плечами:

— Неизвестно. Хотя… Возможно… Возможно, он решил, что решение о ликвидации Крузенштерна принимали мы. Вы и я.

— Дронов нас знать не может!

— Ему могли помочь «информацией».

— Та-а-ак.

— В таком случае его цель — срыв сделки. Скорее, всего Крузенштерна убрали именно потому, что он хотел ей помешать. Кто-то готовил ее не менее тщательно, чем вы.

— Кто? СИНТА-банк? Сам «Континенталь»? Шекало?

— Выяснить это достоверно не удалось.

— Хм… Билли Кейтс вполне разумный человек, чтобы не складывать все яйца в одну корзину. Но в данном случае — яичко одно. И не простое, а золотое!

Разобьешь, другого не будет! Ряба — не птицефабрика, производит исключительно штучный товар! Даже если это действительно конкуренты, они не могут не понимать: любая громкая акция похоронит саму возможность сделки! Или — не похоронит?

Отложит во времени? Ладно, Ильич, к дьяволу рассуждения, напряги чутье! Что выходит?

— Одиночка.

— Да. Служебный пес империи. — Филин оскалился. — Он продолжает функционировать один в заданном режиме, даже когда империя исчезла!

— «Исчезла»?

— Не играйся словами! Мы же не можем поменяться с ним местами! Для нас — и для тебя, и для меня — есть теперь только один способ выжить! Ты понимаешь это?

— Однозначно.

— Вот и славно. Было бы скверно, если бы ты страдал скрытым комплексом самоубийцы.

— У Дронова его тоже нет. Он пришел убить нас. Филин сцепил зубы. Произнес:

— Снайперов. Автоматчиков. Всех. Убей его!

— Есть.

— Сделать это нужно быстро и тихо. Пусть валят любых подозрительных. От орлов Серебрякова как-нибудь отбояримся.

— Я понял.

Панкратов опустился в кресло, надел наушники, настроил аппаратуру, приготовившись отдавать команды.

— Такие дела, Ильич, — продолжил Филин, подавив тяжелый вздох. — Предчувствия меня редко подводили. Вернее, не подводили никогда. — Он помолчал, снова разлепил губы, произнес:

— В этой ночи останется кто-то один… Навсегда.

Или — Человек Дождя, или я. Третьего не дано.

Глава 68

«Забирай свое и беги-беги-беги, уноси свои ноги-ноги-ноги…» Бодрая песенка. Так сказать, в духе времени и момента. Я запрыгнул в джип, рывком захлопнул дверцу и рванул вперед, к темнеющей впереди громаде корпуса цеха номер семь, больше похожего на ангар. Сзади, почти вплотную к нему, примыкает внутренняя железнодорожная ветка; ага, очень удобно и бензина несколько цистерн пригнать, и расфасовать по бочкам, и толкануть втихарика, минуя всех городских «пап», «мам» и прочих отцов-основателей, да и спиртягу перекачать в те же бочки и отправить по местам розлива, невзирая на борьбу с позорным явлением полуподпольного производства ханки и потребления ее же. Не-е-ет, население у нас предприимчивое и кормится само, как олени в чукотской тундре. Но не все.

Вот этих «не всех» я и хочу сильно огорчить. Сдается мне, гореть этому цеху-ангару синим пламенем. Или — алым. Это — как повезет. Тем более нужно потарапливаться: запущенная мною «дурочка» ослиными ушами прохлопает недолго, и вся вымуштрованная Ильичом братва ринется испить моей крови.