Бегство герцогини

Джорджину беспокоило собственное будущее. Особенно с тех пор, как один джентльмен стал бросать ей под ноги такие суммы и надеялся таким образом завоевать ее сердце.

– Я рад, что через месяц право распоряжаться твоим состоянием перейдет к Бертраму, – заметил отец, будто прочитав ее мысли.

– Никогда не думала, что тебя это заботит, папа, – проговорила она.

Джорджина не могла скрыть раздражения. Отец по-прежнему считал, что она ничего не понимает в делах.

– Я могу прекрасно вести бизнес со своим поверенным, или с поверенным Джорджа.

– Нонсенс, моя девочка. Женщины понятия не имеют, что такое бизнес, – заявил отец и добавил весьма загадочно: – А если и имеют, то не должны этого показывать. Не волнуйся ни о чем, моя дорогая, Бертрам сможет о тебе хорошо позаботиться.

Именно это больше всего и не нравилось Джорджине. Она встала из-за стола, окончательно потеряв аппетит.

– Что ты собираешься делать этим утром, моя дорогая? – дружелюбно спросил отец, и не подозревая, что, может быть, чем-то ее обидел.

– Я хочу прокатиться, – сказала Джорджина, направляясь к двери.

– В десять часов-то?! – удивился герцог. – Бертран должен сейчас прийти, и я уверен, что он пожелает прогуляться с тобой в парке, моя дорогая.

– Прогуляться я могу и без него, папа.

Джорджина хотела избежать еще одной лекции герцога на тему, как должна себя вести будущая маркиза.

Но тут события приняли другой оборот. В комнату вошел дворецкий, неся на серебряном подносе букетик свежих фиалок.

– Карточки нет, ваша светлость, – сообщил он. – Должен ли я отнести эти цветы в вашу комнату, ваша светлость?

Джорджина почувствовала на себе любопытный взгляд отца и уже хотела побыстрее выйти.

– Кто это посылает тебе фиалки, Джорджина? – взорвался отец, и его брови грозно сдвинулись. – Это совсем не в стиле маркиза Портлендского.

– Наверное, какой-нибудь тайный поклонник, смею надеяться, – бросила она через плечо, надеясь отшутиться. – Бертрам никогда не пришлет ничего, кроме двух дюжин оранжерейных роз.

В этом-то и состоит проблема, думала она позже, сидя в седле и летя легким галопом по тенистой алее. На почтительном расстоянии следовал один из грумов герцога.

Тепличные цветы, бриллианты, экстравагантные платья, вечера для избранных. Джорджина думала, что все это будет доставлять ей огромное наслаждение, когда она сняла траур. Но отец и Бертрам Рассел устроили ей ловушку из этого праздника жизни, и первые впечатления скоро поблекли – Джорджине действительно надоели бесконечные музыкальные вечера, балы, экскурсии в Друри-лейн, Воксхолл-Гарден, ужины в ресторане на Пикадилли.

Были дни, прошлой весной, когда ей страстно хотелось уехать в Йоркшир. Там тишь и покой, вересковые пустоши, любимые ею и Джорджем. Но это было в другой жизни. Брат Джорджа получил титул и перевез всю свою семью в замок, который десять лет был домом Джорджины.

У нее было такое, ощущение, будто ее бегство в Девон и в это изумительное лето благословенной свободы и любви, которую она там нашла – все это никогда не существовало на самом деле. Снова она вернулась к тому, с чего начала год после смерти Джорджа. Снова лондонский сезон и продолжение все той же игры. Даже игроки те же самые: отец, решивший во что бы то ни стало выдать ее замуж; ее мать, почти фанатично следующая той же цели; и даже Берти был тот же самый, покорно играющий роль лучшего кавалера.

Ее охватила паника. В прошлом году, движимая глубоким чувством возмущения против надвигающейся судьбы, она решилась на отчаянный шаг и сбежала в Девон. Теперь она лучше понимала, что с ней случилось.

Всю жизнь за Джорджину все решали другие, кто-то говорил ей как жить, как наслаждаться жизнью. Ее собственные чувства, казалось, никого не интересовали, как и год назад. Отец нашел ей жениха, мать выбрала платье, Берти наметил маршрут свадебного путешествия – в одно из его самых маленьких имений в Кенте.

Неужели она хочет провести медовый месяц в Кенте, думала она. Ее никто не спрашивал, но ответ был решительно «нет». Она не хотела ехать в Кент; честно сказать, ей не нужен был и этот медовый месяц.

Перспектива интимной близости с еще одним старым мужем встала совершенно ясно перед ней, и Джорджина содрогнулась.

Хотя она и любила Берти, – и он знал, что она его действительно любит, – но это была совсем не та воспламеняющая любовь, которую она испытала с Джеком Хемптоном. Нет, никогда в жизни Джорджина не испытывала таких по-настоящему эротических ощущений, какие вызывали у нее поцелуи и ласки Джека.

Должно быть, эти бурные эмоции передались как-то сами по себе ее скакуну, потому что Султан вдруг перемахнул через невысокую ограду из цветущих пионов и бешеным галопом помчался прямо по траве. Хотя Джорджина была великолепной наездницей, но, потеряв контроль над своим скакуном, она сильно испугалась. Только с большим трудом ей удалось справиться с конем, и к большому облегчению, очевидно, не менее испуганного грума, который не мог догнать ее породистого гнедого.

– С вами все в порядке, ваша светлость? – спросил грум, остановившись рядом с Джорджиной.