Бегущая строка памяти

Вечером я пошла их провожать на электричку, побежала за билетами. Подошла электричка - воскресная, набитая. Двери открылись, моя пуделиха Машка ринулась внутрь, я крикнула: "Машка!" - не своим голосом, и она проскользнула обратно ко мне в щель намного уже нее. Мы стоим на платформе, и я вижу, как среди дачников с тяпками стоит итальянская графиня Мариолина, как всегда, с уложенными волосами, в браслетах и кольцах, и ее красавец сын с глазами, полными ужаса. Я только крикнула им вслед: "Не говорите!" В то время в электричке нельзя было говорить не по-русски, ведь Икша - недалеко от Дубны, иностранцев туда не пускали.

Как-то приехала Неля Бельска со своим другом Джоном Берже. Джон философ, англичанин, живет в альпийской деревне. Ведет образ жизни Руссо косит траву, доит коров, но в то же время пишет эссе, рассказы и пьесы. Джон Берже - известное в Европе имя.

И вот мы едем на Икшу, и по дороге попадается сельпо. Джон просит остановиться. Я говорю: "Вы можете покупать все, что угодно, потому что у меня есть гонорар за фильм, но не называйте вслух, а показывайте". Он скупил в этом сельпо все: от чугунов до стеганых штанов и телогреек, которые покупал и для

57

себя, и в подарок альпийским пейзанам. В мясном отделе продавалась дикая утка, мы купили и ее, потому что Неля сказала, что умеет ее вкусно готовить. Когда я расплачивалась, кассирша спросила: "А почему он не говорит?" Я отвечаю: "Глухонемой - что поделаешь". Она: "Такой красивый - и глухонемой?!" Мы поехали дальше.

Около железнодорожной станции Икша всегда был ларек "Соки - воды", там продавали и водку. Время от времени этот ларек горел - поджигали, очевидно, свои же, чтобы скрыть недостачи. В данный момент там было написано "Квас". А Джон квас очень полюбил. Однажды в Москве, когда у нас были гости, он исчез, а потом вернулся с огромной хрустальной ладьей, наполненной квасом - сбегал на угол. Потом мне звонила лифтерша и узнавала, не украли ли из квартиры вазу. Потому что, когда она спрашивала, зачем он несет ее из квартиры, Джон молча продирался к выходу - я ведь ему запретила общаться с незнакомыми русскими.

И вот, на Икше, мы вдруг увидели автомат с надписью "Квас" - надо было опустить 50 копеек и подставить посуду. Мы удивились этому европейскому новшеству и опустили 50 копеек. Никакого кваса не полилось. Тогда Неля, вспомнив свою советскую юность, стала стучать по автомату. Оттуда раздался спокойный голос: "Ну, че стучишь? Сейчас налью..." Мы перевели это Джону, он был в восторге.

В общем, можно сказать, что все мои заграничные друзья, которыми я постепенно обрастала, воспринимали Россию через мою форточку.

* * *

Как-то издательство "Гомон" попросило Нелю и Виктора Некрасова поехать к молодому автору Джемме Салем, которая написала роман про жизнь Михаила Булгакова. Она жила в деревне, недалеко от Ави

58

ньона, но приехать в Париж не могла - у нее было двое маленьких детей. Некрасов отказался, он плохо себя чувствовал. Поехали Неля, Джон Берже и я.

В деревне, в очень красивом доме, жила Джемма Салем. Ее судьба стоит отдельного рассказа. Она была актрисой, жила в Лозанне с детьми и мужем летчиком. Он попал в авиакатастрофу. Джемме заплатили страховку - миллион долларов. Она бросила театр, дом, взяла детей и переехала в Париж, в одну из роскошных гостиниц. Они стали жить, бездумно тратя деньги. Когда от миллиона осталась половина, приехал швейцарский приятель Джеммы, пианист Рене Ботланд, и заставил ее купить дом.

"Мы купили участок земли с огромной конюшней и перестроили ее", рассказывала Джемма. Действительно, в гостиной был огромный камин - такой мог быть только в конюшне. А на месте бывшего водопоя был сделан фонтан из сухих роз. Дом был очень артистичный.

И вот в этот дом мы приехали с Нелей и Джоном. Они на следующий день уехали, а я осталась и прожила у Джеммы целый месяц. Я стала читать ее рукопись. В начале все время повторялось: Мишка, Мишка, отец позвал: "Мишка!.." Я спросила, кто такой Мишка. "Михаил Булгаков, отец его звал Мишкой". Я говорю: "Не может этого быть, не та семья". Потом читаю описание завтрака: икра, водка... - весь русский "набор". Я говорю: "Этого тоже не может быть". - "Ну почему, Алла, это же русская еда!" В конце Мишка умирал на руках Сережки. Я спросила: "А кто такой Сережка?" - "Сергей Ермолинский". Я сказала, что, когда умирал Булгаков, Ермолинский действительно был рядом, но умирал он на руках Елены Сергевны, что Сергей Александрович Ермолинский жив и вообще это мой друг. "Как жив?! Не может быть, я

59

приеду!.." Так постепенно мы "прочищали" всю рукопись.

Рядом с домом была гора, на которую ни Джемма, ни Рене никогда не поднимались. Из-за моего вечного любопытства я полезла на эту гору и увидела, что там - раскопки древнеримского города. А на самом верху - плато, с которого открывается вид на всю провинцию. Я и их заставила подняться на эту гору, они упирались, но когда наконец поднялись - восхитились. Они потом часто ходили на эту гору и назвали ее "Ала".