Жалованья в Психоневрологическом институте платили меньше, чем в университете и тем более — в Военно-медицинской академии, но работать здесь было интереснее. К тому же студенческая масса, более демократическая по происхождению и устремлениям, проявляла живую заинтересованность в занятиях. А когда власти пытались помешать общественной жизни института, студенты и преподаватели выступали единым фронтом.
Уже в 1909 году более 30 процентов профессоров и преподавателей Психоневрологического института числились в департаменте полиции как «лица неблагонадежные в политическом смысле». Так, например, профессор П. Ф. Лесгафт был «известен своей политической неблагонадежностью еще с 1871 года». Возглавляемые им Биологические курсы, с точки зрения полиции, являлись «одним из центров революционной агитации в столице, оказывая на слушателей своих вредное влияние, вселяя в них революционную убежденность».
Бывший депутат Государственной думы профессор M. M. Ковалевский «был связан еще с народовольцами, принимал участие в деятельности нелегальных съездов в августе 1905 года» и в полицейских досье характеризовался как «человек крайне либерального образа мыслей».
Литератор профессор В. А. Мяконин в течение трех лет находился под гласным надзором полиции. Во время революции 1905 года он был «в составе комитета по руководству действиями всех подпольных организаций, направленными к ниспровержению самодержавной власти, вместе с литератором Пешковым (М. Горьким). Он же призывал избирать в Государственную думу представителей левых партий, рекомендуя при этом не слагать оружия, пока народ не добьется полной победы».
Математик профессор В. И. Бауман, родственник агента «Искры» большевика Н. Э. Баумана, убитого черносотенцами в Москве в октябре 1905 года, отличался «крайне политической неблагонадежностью и хранил революционную литературу по рабочему движению».
На профессора-невропатолога М. П. Никитина в полиции имелось досье, в котором указывалось, что он когда-то занимался пропагандистской деятельностью среди рабочих Нижнего Новгорода. О докторе медицины А. П. Щеглове было известно, что он тесно контактировал с петербургскими революционными кружками. Профессор-филолог К. Ф. Жаков у себя дома устраивал собрания студентов, на которых обсуждались вопросы, «далеко выходившие за пределы языкознания и филологии, носившие политическую окраску».
В полицейских документах указывалось на то, что преподаватели и студенты Психоневрологического института «в громадном большинстве, как можно судить по постоянным их выступлениям, отличаются ярко революционным настроением». Градоначальник Петербурга докладывал министру внутренних дел, что в возглавляемом Бехтеревым институте «существует целый ряд разрешенных его Советом студенческих организаций, таких, как кружок имени Н. К. Михайловского (партия социал-революционеров) и философско-экономический кружок (партия социал-демократов). Кроме того, среди слушателей и слушательниц совершенно открыто действуют три революционных кружка: 1. Народников (партия социал-революционеров), имеющий свой периодический орган «Листок студентов-психоневрологов»; 2. Марксистов (социал-демократическая партия), пользующийся тем же печатным органом; 3. Радикал-автономистов, который также издает собственную газету под названием «Отклики нашей жизни», ставит себе главной целью отстаивание полной автономии высшей школы… Вполне понятно при таких условиях, что не было ни одного политического события, на которое слушатели и слушательницы института не реагировали бы в революционном направлении».
В донесении градоначальника отмечалось также, что руководство института и его президент Бехтерев «неизменно обнаруживают полную неспособность или явное нежелание прекращать или предупреждать подобного рода выступления. В частности, по постановлению совета министров от 3 января 1911 года о временном запрещении студенческих собраний не подчинилось одно только управление Психоневрологического института».