— Да бог с вами, граждане, я пошутил. Люблю шутковать, горилки мне с перцем не давай. Мы ж, махновцы, не звери дикие и не красные комиссары, хоть и приходится с ними иногда ручкаться. А что поделаешь, война-это тонкая наука, не токмо штыками прокладывается путь к победе. Лев Николаевич Зиньковский, — представился человек. — Хлопцы кличут Зиньком, Лёвой, иногда Задом или Задовым. Но я не обижаюсь, фамилия мне досталась от папы — Зодов. Я её поменял, еще на царской каторге, а след, что называется, остался. Ну это ладно. Я начальник контрразведки 1-го Донецкого корпуса Повстанческой армии. Ну а вы, мадам, я так понимаю, племянница самого генерала Антона Ивановича Деникина.
Анна положила в чугунок недоеденную картофелину, отряхнула руки.
— Мне нужно переодеться с дороги, — сказала она.
— Извольте.
Взяв свой узелок и бросив на Льва Николаевича загадочный взгляд, она скрылась за печкой. А когда вышла в форме Корниловского бойца, Зиньковский и Талый аж присвистнули. «Хороша, бестия», — вырвалось у Кости.
— Ничего не скажешь, барышня, форма корниловца вам очень к лицу, — сказал Лёва и облизнул свои большие, лягушачьи губы. — Ну а теперь расскажите нам, будьте любезны, где же вас комиссары, такую красивую, взяли. Почему красные решили, что Махно в Тарасовке, хотя теперь он в Ольшанке и каким образом перебрались через фронт.
— Сразу столько вопросов, — помотала головой Анна и огладила свою выступающую в черной форме грудь. — А может я давно мечтала с Батькой лично познакомиться, да случая не было. Ха-ха. Говорят, красавец, глаз не отвесть.
Зиньковский и Талый на этот раз ухмыльнулись.
Белоглазова рассказала, что служила помощницей начальника Военно-технического управления армии генерала Врангеля. В боях не участвовала, составляла разные бумаги, в частности, накладные на оружие и боеприпасы, получаемые в том числе от союзников. Иногда вместе с офицерами управления сопровождала обозы с оружием. Во время одного такого «обоза» и напоролись под Харьковом на красных. Всех офицеров убили, а её захватили в плен. Хотели уж пустить по рукам, но её узнала сокурсница по Московскому Александровскому военному училищу — графиня Инна Самойлова, служившая у красных. Она и рассказала комиссарам, что пойманная ни кто иная, как племянница самого генерала Деникина. Отвезли в штаб к командарму Егорову. Обращались вежливо, хорошо кормили. А затем вдруг решили отдать батьке Махно. От Шилова, уже в дороге, она узнала, что является своеобразным подарком Нестору Ивановичу, для налаживания расстроившихся отношений красных с махновцами. Больше она ничего не знает и знать не желает.
— Надоела война, хочется любви, — заключила короткий рассказ Анна и опять загадочно посмотрела на Зиньковского.
— Любви, значит. Хм. Документы какие-нибудь есть? — спросил Шилова Лёва.
Бекасов достал из-за пазухи тряпичный сверток, развернул, протянул Зиньковскому книжку красноармейца за подписями командующего и комиссара 14-ой армии. Лёва внимательно прочёл, кивнул.
— А ваши бумаги?
Анна похлопала себя по нагрудному карману:
— У самого сердца держу.
Начальник контрразведки развернул сложенный вчетверо листок. Слева штамп: «Дежурный генерал штаба Добровольческой армии, общее отделение, июня 5-го дня 1919 года,? 152345, город Таганрог». Внизу довольно приличная фотография владелицы документа — Анна что-то пишет за столом. Справа: «Удостоверение. Предъявитель сего поручик Деникина Полина Николаевна есть действительно помощник начальника Военно — технического управления Добровольческой армии, что подписью и приложением казенной печати удостоверяется».
— У красных посолиднее бумаги, — сказал Задов. — С документа начинается самоощущение силы личности. Отсюда до Харькова верст четыреста будет. Вы что же столько на телеге тряслись?
— Нет, конечно, — ответил Бекасов. — На бронепоезде добрались до Елисаветграда, а там уж бричку взяли. За 15 рублей с кобылой. В Ставке известно, что Батька теперь в Ольшанке обретается, туда и ехали. В Бобринце узнали у местных, что сейчас Махно в Тарасовке.
— Люди пуще сорок, все знает! А чего ж до Бандурки на паровозе сразу не доехали?
— Так пути за Новоглиняной разобраны.
— А-а.
— Так.
— Ну раз так, тогда ладно. Письмо-то Егоров Нестору Ивановичу какое прислал?
Полковник Васнецов думал над составлением такого письма. Подделать почерк красного командарма было не трудно, в армии полно бывших письмоводителей, но выглядело бы это не логично с точки зрения большевиков. Вдруг под Елисаветградом посыльные попадут в руки белых и задумка Егорова — вновь подружиться» с Махно, провалится.
— Депеша только на словах, — ответил ротмистр.
— Ну и что же, Шилов, ты должен сообщить Батьке? Кстати, неужели тебе одному доверили… такое сокровище? Баба видать огонь, для такой связанные ручки пустяк.
— Почему одному? Троим. Только Трофим Ефимов со Степаном Колодным за Днепром до своих куреней подались, сказали что надоели им хуже горькой редьки и красные, и белые.