Белая борьба на северо-западе России. Том 10

К 23 октября я настолько оправился, что смог встать, но сильная слабость мешала мне сразу вернуться на батарею. Пошел в штаб 1-го корпуса, который помещался в здании гимназии. Все работающие там офицеры не спали несколько ночей, бледный и измученный Неведомский, к которому я зашел, сильно осунулся за это время и на мой вопрос: «Как дела?» – отвечал: «Не выгребаем!» – и перечислил все трудности работы: неналаженность тыла, который не смог вовремя поправить мост через Лугу, из-за этого отсутствие подвоза боевого снаряжения войскам, не говоря уже о населении Гатчины, которое ничего не получало уже несколько дней. В только что начавшей издаваться в Гатчине приехавшим с юга бывшим атаманом Войска Донского Красновым газете «Приневский Край» Куприн советовал жителям затянуть еще на одну дырочку свои кушаки и вооружиться терпением. Но жители уже давно только этим и занимались, что постепенно все больше и больше затягивали свой кушачок. Для многих долгожданные белые войска не принесли с собой ожидаемого хлеба, уверенности же в своей безопасности тоже не было. Всякое колебание фронта немедленно становилось известным в городе, часто сея панику среди населения. Особенно печальна была картина, когда через город бесконечной вереницей потянулись обозы беженцев из оставляемых нами Царского и Павловска. Лишь под самый конец нашего пребывания в Гатчине американским Красным Крестом было налажено питание детей. «А где же английский обещанный флот?» – допрашивал я Неведомского, он лишь махнул рукой. Англичане снова, и не в первый раз, оказались изменниками, вполне сознательно посылая на истребление своих недавних союзников. Неудача нашего «набега» на Петроград становилась ясной, главной причиной того, что мы не «выгребали», было отсутствие резервов, которые мы могли бы противопоставить напирающим лавинам красных. А откуда было взять эти резервы?

В местном соборе шла служба, после которой священник сказал «нейтральную» проповедь, чувствовалось, что люди, не могущие с нами уйти, боялись открыто выражать свои чувства. В церковной ограде виднелись две свежие могилы, украшенные белыми цветами. На одном из крестов значилось имя убитого под Царским Навроцкого. Рядом с ним безымянная могила графа Павла Шувалова, убитого в рядах Талабского полка там же. Я его помнил студентом в Петербурге, в первое время эмиграции он сразу начал работу по созданию антибольшевистского фронта. Сознание, что эти жертвы напрасны, что эти люди погибли зря, меня грустно настроило. По улицам заметно было оживление, присущее всякому месту, где сосредоточивался тыл армии. Кроме возникшего управления генерал-губернатора (генерал Глазенап), местного комендантского управления, в Гатчине оказалась неизвестно для чего созданная «комиссия по сбору трофеев» (генерал князь Оболенский²³⁴

) и другие организации, роль которых мне была вовсе неясна. Такие учреждения были прямо вредны, давая возможность нежелающим сражаться – отсиживаться в тылу. Количество лиц, прибывших «на фронт» со специальной целью участвовать в нашем победоносном шествии на Петроград, было настолько велико, что конвойная рота штаба была вся в разгоне по всевозможным почетным караулам и постам. Все это дало возможность эстонским и красным газетам издевательски объяснять наши неудачи присутствием 53 генералов в армии, насчитывающей 20 тысяч штыков.