Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Безоблачным утром мы двинулись дальше, дорога шла сосняком и было свежо. Томила усталость и тянуло ко сну, взводный угрюмо ворчал. У загиба остановились, за стволом стоял часовой и прислушивался. Занялись, пулеметы сняли с подвод – они были как звери, вот встряхнутся и побегут. Мы расступились и пропустили 7-ю роту вперед. Молча и с поднятыми головами она пошла и пропала за поворотом, – было жутко и в то же время жаль, что не мы повели наступление. В тишине с лязгом примыкал кто-то штык.

– Посмотрю я на тебя, настоящий ты будто солдат и все на месте. Только самого главного нет – тридцать пятого винтика.

– Иди ты к черту, дурак!

Застучали выстрелы, как будто рубили дрова, завизжали пули. Спокойно сидел на камне полковник, тростью чертя на песке. Девочка-подводчица спрятала на ладони лицо – вздрагивала тонкая косица.

– Нет хуже этого стука, когда долго не был в бою. Потом снова привыкнешь.

– Скорей бы начать.

Затихло, и обочиной мы зашагали узкой, твердой тропой. Поручик впереди не оборачивался, пригрело солнце. За лесом в пустых окопах валялись винтовки, патронташи. Было брошено пулеметное гнездо, точно деревянные лежали убитые – у одного, вывернувшись, упиралась в насыпь нога.

– Ранен, – проговорил кто-то позади.

– Шальная, от ней не уйдешь.

Были раскиданы красные повозки, вели навстречу пленных с опущенными головами, и не хотелось на них смотреть. Попадались раненые и носилки – как много крови в человеке.

– А хорошо мы шли, и вы им покажете.

– Будь спокоен.

– Ефрейтор, как вы пленного ведете? Сзади нужно идти.

Потянулся зеленый молодняк, подорожник рос. Шли глубокие колеи и расплывались. Поручик смял и бросил папиросу:

– Налево!

Мы свернули, рассыпались. Густо было и просвечивало наверху. Проваливались ноги, били ветви по лицу. Неожиданно вокруг начался треск сухой лучины, и запели пули тонким свистом, по-комарино-му. Хотелось броситься на землю, но мы побежали вперед. Щелкнули затворы, взлетели винтовки – в яме с хворостом засели два человека, дернулись и замерли без звука. Казалось, нужно остановиться и что-то сделать, но вдруг выпала мысль. На опушке легли, и разом сузился горизонт.

– Когда ты услышишь пулю, она уже пролетела. Ей и поклонишься.

– Смотреть вперед, на неприятеля!

Опрокинулось небо бездонным куполом, как куча грибов лежала деревня перед нами, поблескивали стекла. Пряло солнце в траве, и нельзя себя было представить раненым или убитым.

– Высоко берет, – сказал кто-то, и невольно поднялись глаза.

Сердито рявкнуло орудие позади, ширкнул птицей снаряд и лопнул впереди, как стакан. Дымом и пылью разорвалась земля.

– Перелет, опять – эх, не умеют они.

– Этот попал, там ползут.

Направо пулемет, как ящерица, рвал воздух, плашмя лежали по бокам номера. Поднимались, злобно крича. Мы побежали, брызнуло пулями. Сквозящим березняком обогнули и ворвались в деревню. Стояли избы с закрытыми ставнями и не отворяли нигде, мычала корова. За забором прятались солдаты и вдруг подняли руки, гурьбой двинулись и стали. Темные, большебородые, последний молодой – каждый имел свое лицо. У одного был табак, и он вытряхивал пальцем кисет.

– Ты много не бери, чтобы хватило на всех.

– Господин поручик, куда пленных девать?

– Стреляли они?

– Мобилизованные мы.

– Я, ваше благородие, старый унтер-офицер.

За улицей опять начался лес. Шли гуськом, на соснах трещали шишки. Связь обрывалась и потерялась, отвечало эхо – ржавое болото тянулось в стороне, пахло хвоей и грибами. Сбились кучей, у поручика потемнели глаза.

– Прямо вперед, на дорогу!

Синим пологом поднялось небо за стволами, неожиданно остановились, прежде чем выйти из деревьев. Нас встретил огонь, дрогнули люди. Схватился раненый за руку другой рукой и выронил винтовку. Встал крик и треск, пищали пули. Мы в поле перебегали и ложились, выстрелы шли. Тело было легким, шумела кровь в ушах.

– Не отставать!

Слепило солнце, приплюснулась деревня за рекой. Обезмолвилась, мы спустились под откос. Быстро неслась вода, журчала горька, опирались прикладами и перепрыгивали по камням. Все торопились, но не стремился никто быть первым.

«Та-та-та», – рассыпал пули, точно бусы, пулемет и стал нанизывать.

Сердце забило раздельно, тяжелыми, медленными толчками. Мы приникли к земле. Роились пули, змейками вставала пыль. Мгновенной тенью метнулся огромный шмель, шелковой рубахой прошуршала шрапнель, высоко сверкнула желтая звезда, ударило, как градом в окно, поплыл дымок. Прозвенел, падая, пустой стакан.

– А-а-а, – послышался стон, и притворно кто-то закричал.

И вдруг почувствовалось все тело, до пальцев на ноге, и захотелось сжаться – оно занимало столько места. Казалось, что сейчас вопьется пуля и что это уже однажды было пережито.

– Так до темноты не уйдешь.

– Ты патроны береги.

– Теперь бы закурить.