Я потопталась на пороге, совсем не понимая, что мы тут собрались искать. Пелагея же уверенно прошлась по квартире, заглянула в шкафы, особенно ее заинтересовал шифоньер в зале. Я огляделась по сторонам: в квартире было чисто, сестра Зверева не соврала насчет уборки. Машинально я попинала ногою единственную бумажку, замеченную мною на коврике возле двери, после чего подняла ее и автоматом сунула в карман.
Пелагея с видом заправского сыщика копалась в зале, а я зашла в ванную.
В углу стояли гантели разных размеров: видать, спецназовец Зверев уважал спорт. Пару минут ушло на осмотр шкафчика, потом взгляд мой упал на шторку. Машинально отметив про себя, что шторка по цвету гармонирует с плиткой, кстати, дорогой и итальянской, я перевела взгляд ниже и мгновенно похолодела. Может быть, на какой-то миг я даже лишилась сознания. Но на ногах устояла, что радовало. Итак, из-за шторки, закрывавшей поддон для душа не до конца, торчали две ноги.
— Соня, что ты там копаешься, пошли осмотрим кухню, — зашептала Пелагея, просунув голову в щель.
В немом ужасе я указала ей на обнаруженные мною ноги, скосив глаза в сторону и боясь пошевелиться. Реакция Пелагеи порадовала бы любого штурмана Формулы-1. Схватив с пола ближайшую к ней небольшую гантель, она со всего размаху хряснула стоящего за ширмой человека (а к ногам, несомненно, прилагалась голова и весь человек в целом), в область лица.
Раздался характерный звук треснувшей тыквы, к которому я стала уже привыкать, человек за ширмой крякнул и резко осел. Конечно же, он был мертв. То есть до встречи с Пелагеей он был живее некуда, раз стоял. А вот после…
Я закатила глаза и тоже решила умереть, чтобы не видеть дальнейшего ужаса.
Пелагея же вновь меня удивила, потому что ничуть не смутилась и резко одернула шторку. Я приоткрыла один глаз и тоже уставилась на труп. В поддоне лежал какой-то незнакомый мужик. Первое, что я поняла — от него невыносимо несло перегаром. Одет он был в старые джинсы и несвежую футболку, голову мыл около месяца назад. Словом, убитый здорово напоминал алкаша с приличным стажем.
— Что он тут делает? — икнула Пелагея, видимо, пребывая в прострации.
— То же, что и мы, — разозлилась я, обретая дар речи. — Говорила же тебе Ольга, алкаши тут живут. Залез чем-то поживиться, а тут мы. А все ты: пойдем, пойдем.
— Мамочки, я его убила… — дошло до нее наконец.
— Что у тебя за манера такая — людей по голове бить? Это тебя тоже дружок научил? — разозлилась я, потому что получалось, что Пелагея опять втравила меня в историю.
— Так первая реакция же… Я как зашла, смотрю — на тебе лица нет, а ты на ноги тычешь. Ну, я и… Защищалась, короче.
— Ага, это мы в полиции рассказывать будем, когда нас за убийство сажать станут. Так и скажем: шли мы мимо, дай, думаем, зайдем проведаем квартиру Зверева. А тут на нас алкаш напал, в ванной. И мы, в целях самозащиты, решили его убить. Гантелей.
— Если бы я его не ударила, он мог напасть, — неуверенно заныла она.
— Мог, но не напал же. Мы минут двадцать в квартире были, а он тут прятался. Значит, особо встретиться с нами не жаждал. Шла бы себе мимо! И зачем я тебя послушала, полезли в чужую квартиру…
Тут мы вспомнили, что до сих пор находимся в этой чужой квартире и разом прекратили прерикания. К тому же, на несколько этажей ниже послышался грохот: складывалось ощущение, что там роняли бегемота или даже кого-то покрупнее.
— Надо сматываться, и поживее, — подала я ценную мысль. — А то заметут в чужой квартире, да еще и с трупом. Вот Яшину счастье будет: посадит за милую душу, и Петьку еще на меня повесит. А ты пойдешь соучастницей: скажут, хобби у нас такое — людей убивать.
— Ага, ментам только повод дай. Может, он все-таки живой? — робко спросила Пелагея.
— После такого удара живых не бывает, — огрызнулась я, переходя на зловещий шепот. — Хочешь, пощупай ему пульс или сделай искусственное дыхание, а меня уволь.
— Не хочу, испугалась она. — И что, бросим его здесь? А если он вонять начнет, соседи дверь вскроют, ментов вызовут, а тут полно наших отпечатков. Его надо отсюда вывезти.
— Да ты вообще спятила? — тут я все-таки возвысила голос. — Как мы его вынесем? Такой кабан, а соседи? Нас же заметут, мы и спуститься не успеем.
— Потащим на себе, чуть что, скажем, что он пьяный. Никто и не заметит. Вон, кепочку ему набросим, шарфиком замотаем, будет как новенький.
Она и впрямь сбегала в прихожую и труп обзавелся кепкой с надписью «I love Egypt» и кашне в крупную клетку. Выглядело это впечатляюще, но дядька даже при параде не выглядел более живым.
Я стояла на своем, предлагая сматываться, но Пелагея стала напирать на отпечатки пальцев, и я сдалась. Подхватив мужика на плечи, мы выволокли его на лестницу и усадили на ступеньки, пока Пелагея закрывала дверь.