Белая колбаса любви

— Конечно, твоя любовь к классике делает тебе честь, я Чехова тоже уважаю, но давай сразу к тому месту, где ты появилась на свет. Ну, допустим, у вас с Борькой один отец. Но столько лет прошло… Как ты вообще узнала о его смерти и почему только сейчас приехала?

— Так батя помер, я же говорю, царствие ему небесное, хоть он форменный гад и злодей, но все же… Мамка к родственникам подалась жить в деревню, там огород, коза, куры и жеребчик. Я, когда школу закончила, в техникум пошла, но там учить много надо было, а у меня зрение стало падать. И гемоглобин. Ну, я немного на рынке постояла, мандарины продавала у хачика одного. Но от всей этой торговли у меня в голове сплошное помутнение. И людей дурить надо, а я этому противлюсь. Я в книжный устроилась, книжки продавать, чтобы быть ближе к прекрасному. Читала много, но, опять же, зрение, да и уволили меня. Я как-то дверь забыла закрыть, ну и свистнули книжки. Особенно за ящик Камасутры мне влетело. Ничего у людей святого…

— А потом что? — незаметно увлеклась я повествованием.

— А ничего. Квартиру я стала сдавать, какое-никакое подспорье, а сама при церкви жила. Я там в церковной лавке работала, иконы продавала, всякую божественную литературу. Кстати, святой Пантелеймон говорил…

— Ладно, Пелагея, мне сейчас немного некогда, я как раз собиралась уходить, — вспомнила я про свое намерение навестить Якова и задать ему пару вопросов. — Ты где собралась остановиться? Могу тебя отвезти.

— Я никуда не спешу, времени у меня вагон. А идти мне некуда, я же к тебе приехала. Я как раз в отпуске, — кашлянула девушка. — Меня же когда Алексей нашел, так и сказал: бери отпуск и дуй к жене брата, авось не выгонит. На могилу надобно сходить, так сказать, духовно пообщаться, тебе по хозяйству помочь. Ой, осиротели мы…

Тут она приняла робкую попытку заплакать, но я взглянула на нее волком и мигом отбила охоту к мокрым делам.

— Стоп, какой еще Алексей, в смысле отец Алексей, батюшка? А ему откуда известно про Борьку? — заволновалась я, потому что окончательно потеряла нить повествования.

— Да какой батюшка? Батюшка у нас статный, борода окладом, степенный такой, а уж как поет, — прослезилась Пелагея. — Алексей — Борькин старый приятель. Он, конечно, тоже человек хороший, стало быть, раз брат с ним дружил, так ведь? Но, конечно, без бороды и других достоинств. Да мы и знакомы-то два дня. А ты разве его не знаешь? Он же меня разыскал и всю историю рассказал: и про вас, и про убийство. Святые угодники, это же такое делается-то? Среди бела дня человека на воздух!

Тут она внезапно вскочила, всплеснула руками и, споткнувшись о кроссовки, кинулась к двери. Надо же, как человек разволновался… Наверное, сестринские чувства. Тут я даже устыдилась, потому что поняла, что никогда Борьку не любила, а замуж за него пошла «токмо корысти ради». Тьфу, вот я уже и заговорила слогом Пелагеи. Сама же она принялась натягивать кроссовки, демонстрируя явное желание куда-то выскочить. Я поглядывала на нее, прикидывая, все ли у нее в порядке с психическим здоровьем — эк ее разбирает. Но тут она принялась тыкать пальцем в сторону улицы и, наконец, выдала:

— Так я же не одна приехала, а с Алексеем. Они меня привезли. Ну, он и шофер его, Толик. Вот, скажу я тебе, злокозненный тип. Я в дороге говорю: останови, значит, мне в туалет надо. А он говорит — потерпишь. Не надо было три чашки чая пить. А чего он чашки-то за мной считает? Я два дня в пути и почти не ела, так к тебе спешила. Тут она вновь вспомнила про еду и метнулась назад к столу, где я на тот момент худо-бедно сервировала бутерброды, кашу и чай.

Пока я пыталась осмыслить ее рассказ про какого-то Алексея, в дверь вновь позвонили. Пелагея, набив рот кашей, делала мне глазами какие-то знаки, которые можно было трактовать как угодно. Я же открыла дверь и поняла, что на пороге стоит тот самый Алексей, который не батюшка, и его шофер Толик. Парочка была не то чтобы слишком колоритная, но таких типов точно не забудешь.

Алексей был довольно хорош собой: статный, плечистый, конечно, без бороды окладом, но с небольшой щетиной, которую он в этот момент потирал рукой и непроизвольно морщился. Глаза у него были то ли серые, то ли голубые, и я так занялась разглядыванием его глаз, что, если бы злокозненный Толик не начал покашливать, еще долго пялилась бы на гостя. Я потрясла головой, пытаясь придать себе вид адекватного человека, что после встречи с Пелагеей было затруднительно, и задала резонный вопрос:

— Чем обязана?

— Добрый день. Вы уже подружились? — мужчина мечты кивнул в сторону моей новоявленной родственницы.

Такая подруга мне и в кошмарном сне не привиделась бы, но я кивнула в ответ с кислой миной.

— Пелагея вам не рассказала? Я старый друг Бориса, Алексей, а это вот Анатолий, мой друг и, по совместительству, водитель. Мы тут искали, где заправиться можно, ну и осмотрели поселок, так сказать. Можно мы войдем?