Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

Наши вещи увозят на дезинфекцию, и я снова получаю больничную одежду. Сейчас Напираи тоже обследуют. Когда у нее забирают кровь, она громко кричит. Мне ее ужасно жаль, она еще такая маленькая, всего шесть недель, а уже столько натерпелась. Мне ставят капельницу и дают кувшин подслащенной воды. Кажется, что сахара в ней добрых полкило. Мне приходится пить много этой воды – это самый быстрый способ восстановить печень. Также мне нужен отдых и абсолютный покой. Это все, что сейчас можно для меня сделать. Врачи забирают у меня моего ребенка. В отчаянии я плачу и через какое-то время засыпаю.

Просыпаюсь от яркого солнечного света. Не знаю, который час. Мертвая тишина вызывает панику. Абсолютно ничего не слышно, и если мне нужна связь с внешним миром, то я должна нажать кнопку звонка. Затем за стеклом появляется чернокожая медсестра и говорит со мной через перфорированное отверстие. Я хочу знать, как дела у Напираи. Она вызывает врача. Проходят минуты, которые в этой тишине кажутся вечностью. Затем в мою палату входит врач. Дрожа, я спрашиваю, не заразилась ли моя девочка. Врач успокаивает меня с улыбкой: «Один раз переболеете, и больше этого не повторится!» Она сама переболела гепатитом много лет назад. И тут наконец-то хорошие новости: Напираи совершенно здорова, только ни коровье, ни сухое молоко она пить категорически не хочет. Неужели я не смогу взять ее на руки в течение долгих шести недель? Если к завтрашнему дню она будет по-прежнему отказываться принимать другую пищу, мне, хорошо это или плохо, придется кормить ее грудью. Но в этом случае риск заражения очень велик, объясняет врач. В любом случае, это чудо, что она еще не заразилась.

Около пяти часов я получаю свою первую еду: рис с отварной капустой плюс помидор. Ем медленно. Порция небольшая, но боль возвращается, хотя и не такая сильная. Мне дважды показывают Напираи через стекло. Моя девочка кричит, и ее живот и в самом деле впал. На следующий день расстроенные медсестры приносят мне мою девочку. Я испытываю глубочайшее чувство счастья, какое не испытывала уже давно. Ребенок жадно ищет мою грудь и, начав сосать, успокаивается. Глядя на мою Напираи, я понимаю, что без нее мне не обрести спокойствие и силу, чтобы выдержать этот карантин. Она причмокивает и смотрит на меня своими большими темными глазами, и мне приходится сдерживаться, чтобы не прижимать ее к себе слишком сильно. Позже заходит врач и говорит: «Вижу, что вдвоем у вас лучше получается выздоравливать». Я наконец могу улыбнуться и обещаю, что мы будем стараться изо всех сил.

Каждый день я выпиваю около трех литров очень сладкой воды, буквально силой заталкивая ее в себя. Теперь мне уже можно соленое, так что еда становится немного вкуснее. На завтрак у меня чай и какие-то хрустящие хлебцы с помидором или фруктами, на обед и ужин всегда одно и то же: рис с отварной капустой или без. Раз в три дня у меня берут кровь и мочу на анализ. Через неделю мне уже намного лучше, хотя я еще очень слаба.

Через две недели меня ждет очередной сюрприз. Анализ мочи показывает, что почки мои больше не работают так, как должно. У меня действительно были боли в пояснице, но я списывала это на вечное лежание. Теперь мне больше не дают соли, и мне ее очень не хватает. Кроме того, ко мне прицепили специальный мешок для сбора мочи, что очень болезненно. Теперь я должна записывать, сколько я выпиваю каждый день, а медсестра использует мешок для измерения объема выходящей жидкости. Только у меня хватило сил пройти несколько шагов – и вот я снова прикована к постели! По крайней мере, Напираи со мной. Без нее я, конечно, уже не захотела бы жить. Дочка, вероятно, чувствует, что мне плохо, потому что с тех пор как она со мной, она больше не плачет.

Лкетинга приезжал в больницу на обследование через два дня после того, как меня госпитализировали. Он здоров и последние десять дней не показывался. Я выглядела тогда не очень хорошо, и мы не могли толком поговорить. Он грустно постоял перед стеклом и через полчаса ушел. Время от времени мне передают от него привет. Лкетинга очень скучает – мне сказали, что он стал каждый день пасти коз, чтобы скоротать время. Поскольку в Вамбе знают, что mzungu в больнице, незнакомцы регулярно стоят перед окном и пялятся на меня и ребенка. Иногда приходят до десяти человек. Меня это всегда смущает, и я натягиваю на голову простыню.

Тянутся дни. Я либо играю с Напираи, либо читаю газету. Я здесь уже две с половиной недели, и все это время не было ни лучика солнца, ни свежего воздуха. И еще я очень скучаю по стрекотанию сверчков и щебету птиц. Я тихо впадаю в депрессию. Я много думаю о своей жизни и понимаю, что моя тоска по дому неразрывно связана с Барсалоем и его жителями.