Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

В тот вечер мы ложимся поздно, потому что все слушают рассказ о моих приключениях. На эпизоде с буйволами лица у всех становятся очень серьезными, а мать бормочет: «Enkai, Enkai»[11].

Вскоре приходит старший брат со стадом коз и присоединяется к разговору. Мы обсуждаем многое. Решено, что лендровер нужно охранять, чтобы его не угнали и не разбили из злых побуждений. Лкетинга хочет провести нашу первую ночь после разлуки в машине. Я представляла себе встречу по-другому, но не слишком расстраиваюсь. Я вижу, что он мною гордится.

На следующий день Лкетинга хотел бы отправиться в путешествие и навестить своего сводного брата, который присматривает за коровами в Ситеди. Я пытаюсь объяснить, что мы не можем совершать дальние поездки, потому что у нас нет запаса топлива. Сейчас в машине половина бака – этого хватит только на дорогу до Маралала. Он весьма расстроен этой новостью. Мне тоже жаль, что я не могу свободно гонять на моем лендровере, но приходится принимать жесткие решения.

Через три дня нас посетил помощник шерифа. Он разговаривает с Лкетингой и матерью. Я понимаю только два слова: mzungu и «машина». Но речь идет обо мне. Он выглядит нелепо – зеленая форма висит на нем, как на вешалке. Только винтовка придает ему важности. По-английски он не говорит. Он желает видеть мой паспорт. Я предъявляю документ и спрашиваю, в чем проблема. Лкетинга переводит, что я должна зарегистрироваться в офисе в Маралале, потому что европейцам не разрешается жить в хижинах.

Планы на будущее

В тот же день Лкетинга и я, при участии матери, решаем, что нам нужно пожениться. Местный шериф считает, что отношения нужно зарегистрировать в Маралале, потому что брака, заключенного в соответствии с местными традициями, недостаточно. Когда все обговорено, он хочет, чтобы его отвезли домой. Для Лкетинги это само собой разумеется, ведь шериф уважаемый человек, но я уже замечаю, что тот беззастенчиво этим пользуется. Завожу мотор, случайно смотрю на датчик топлива и с ужасом понимаю, что бензин почти на нуле, хотя машина не использовалась. Я не могу это объяснить.

Мы трогаемся. Шериф расположился на переднем сиденье, Лкетинга – сзади. Я считаю, что представитель местной власти ведет себя бесцеремонно, – в конце концов это наша машина, – но пока ничего не говорю. Тем более что Лкетингу это как будто совсем не волнует.

Мы приехали. Выходя из машины, шериф с самодовольным видом объявляет, что через два дня ему нужно в Маралал, а так как мне все равно придется разбираться с документами, мы могли бы взять его с собой. Вообще-то срок действия моей визы истекает только через месяц.

Вернувшись в хижину, я понимаю, что с таким количеством топлива мы до Маралала не дотянем, и хочу выбрать более длинный, но более легкий маршрут. Я отправляюсь к миссионерам. Дверь открывает отец Джулиано, и на этот раз он чуть более вежлив. Я рассказываю ему о проблемах с бензином. Когда он интересуется, каким путем я приехала, отвечаю, что через лес. Впервые, как мне кажется, он проявляет ко мне внимание и уважение: «Эта дорога очень опасна. Больше там ездить не стоит». Затем он предлагает пригнать машину, чтобы он мог взглянуть, что там с топливным баком. Когда я пригоняю лендровер, святой отец сразу находит причину проблемы. Бак практически болтается по земле, и из-за трещины, появившейся при поломке, бензин испаряется. Теперь ясно, почему я цеплялась за камни.

В ближайшие дни отец Джулиано приварит бак. Я очень ему благодарна. Он спрашивает, где я живу, и желает мне сил и терпения. Он говорит, что бензин в Маралале бывает не всегда, поэтому мне лучше взять двухсотлитровую канистру или даже две и сдать их ему на хранение, потому что он не всегда сможет продавать мне свой бензин. Я рада такому предложению – теперь я могу оставлять машину в миссии, что гарантирует ее сохранность. Правда, я с трудом убеждаю в этом Лкетингу – он не доверяет даже святым.

Следующие дни проходят спокойно, единственное – каждый день появляются новые люди, которых интересует, когда мы собираемся в Маралал. Все хотят поехать с нами. Теперь, когда хоть у одного самбуру появилось транспортное средство, все считают его своим. Мне снова и снова приходится объяснять, что я не горю желанием сажать в машину двадцать человек и везти их по плохой дороге.

Путешествие начинается, конечно же, с местного шерифа, который сам берется определить, кому ехать с нами. Разрешено только мужчинам, женщины остаются. Я вижу одну из этих женщин, у которой в канге висит ребенок с сильно гноящимися глазами, и спрашиваю, зачем ей в Маралал. «В больницу. Здесь нет лекарства», – потупившись, отвечает она. Я разрешаю ей присоединиться к нам.