Конечно, это вопрос жизни и смерти, но я все равно не могу ехать быстро, иначе женщина перевернется на заднем сиденье. При каждом толчке она громко кричит. Служанка что-то шепчет, держа ее голову у себя на коленях. Я все никак не могу успокоиться – из-за ревности этот человек позволяет жене умереть! При этом он каждое воскресенье ходит в церковь, переводил мессу, умеет читать и писать. Я бы с трудом поверила в это, если бы недавно не наблюдала подобное отношение со стороны собственного мужа. Жизнь женщины явно значит для него меньше, чем жизнь козы. Окажись в бедственном положении какой-нибудь воин – как тот, что месяц провел в нашей хижине, – Лкетинга, вероятно, отреагировал бы по-другому. Но теперь речь идет о чужой женщине, которая ему даже не принадлежит. Что же будет, если трудности вдруг возникнут у меня?
Все эти мысли кружатся в моей голове. Женщина на короткое время теряет сознание, и стоны прекращаются. Мы приближаемся к скалам, и у меня пробегает холод по спине, когда представляю, как сейчас будет раскачивать машину. Медленная езда здесь бесполезна. Я велю служанке держать женщину как можно крепче. Мужчина, сидящий рядом со мной, до сих пор не произнес ни слова. Наш автомобиль, как колесница, взбирается по большим валунам. Женщина душераздирающе кричит. Когда мы преодолеваем этот участок, она успокаивается.
Мы едем через джунгли. Незадолго до «склона смерти» нужно включить полный привод и поехать в гору. Карабкаемся. И вдруг на середине склона двигатель глохнет. Я смотрю на указатель уровня топлива и облегченно вздыхаю. Лендровер продолжает ползти в нормальном темпе, но затем снова глохнет. Машина кренится и грохочет, взбираясь вверх по холму, и полностью останавливается рядом с плато, на котором я застряла недавно. Отчаянно пытаюсь запустить двигатель. Бесполезно. Наконец мужчина рядом со мной оживает. Мы выходим и осматриваем двигатель. Я проверяю свечи – они в порядке. Аккумулятор заряжен. Что не так с этой чертовой машиной? Перетряхиваю все тросики, заглядываю под машину, но не могу найти причину. Пробую снова и снова, но тщетно. Даже свет не работает.
Тем временем темнеет и гигантские слепни почти съедают нас. Мне становится по-настоящему страшно. Женщина стонет. Одеяла в крови. Я объясняю незнакомцу, что мы заблудились, потому что этой дорогой почти не пользуются. Единственная оставшаяся возможность – ему отправиться в Маралал за помощью. Он сможет дойти за полтора часа. Но он отказывается идти один, без оружия. Я ору ему, что это в любом случае очень опасно, и чем дольше он ждет, тем темнее и холоднее становится. У нас только один шанс – если он отправится в путь сейчас. Наконец он решается.
Итак, помощь прибудет не раньше чем через два часа. Я открываю заднюю дверь и пытаюсь поговорить с женщиной. Но она снова на короткое время без сознания. Становится холодно, надеваю куртку. Но вот женщина приходит в себя и просит воды. Она очень хочет пить, ее губы потрескались. Боже мой! В спешке я забыла о самом важном. Мы без питьевой воды! Обыскиваю машину, нахожу пустую бутылку из-под кока-колы и отправляюсь искать воду. Здесь должна быть вода, вокруг столько зелени! Метров через сто слышу плеск, но в темноте лесной чащи ничего не разглядеть. Я осторожно, шаг за шагом, углубляюсь в заросли. Через пару метров склон круто обрывается. Внизу небольшой ручеек, до которого я, однако, не могу добраться, потому что нужно преодолеть каменный обрывистый склон. Я бегу обратно к машине и беру с собой веревку, которой были связаны бензиновые канистры. Женщина продолжает выть. Я привязываю к одному концу веревки бутылку, опускаю в воду. Бутылка наполняется бесконечно долго. Вернувшись, подношу бутылку к губам женщины. Бедняжка пылает в жару. При этом ее так знобит, что зубы стучат. Она осушает бутылку. Я снова отправляюсь за водой.
Вдруг раздается крик, какого я, наверно, никогда не слышала. Служанка держит женщину и плачет. В глазах женщины смертельный страх. «Я умираю, я умираю, Enkai! – бормочет она. – Прошу, Коринна, помоги мне!» Как быть? Я никогда не присутствовала при родах, я сама впервые беременна. «Пожалуйста, вытащи этого ребенка!» – слышу я. Подняв ей платье, вижу ту же картину, только сине-фиолетовая ручка показалась до плеча.
«Этот ребенок мертв, – думаю я. – Он лежит поперек; без кесарева его не извлечь». Со слезами объясняю, что не могу помочь, но, если повезет, помощь прибудет примерно через час. Я снимаю куртку и укрываю ее. Она дрожит. Боже, почему ты бросаешь нас? Что я сделала не так, что эта чертова машина всякий раз подводит меня? Я больше не понимаю этот мир. Я с трудом выдерживаю жуткие крики и в отчаянии бегу в темноту леса. Но мне удается взять себя в руки, и я возвращаюсь.