Адмиралиссимус Брода… А ведь мы начинали с ним в одном чине – там наши прежние звания и награды не имели никакого значения. Нам удалось поднять службу на лодках на должную высоту, насколько это было реально для Уругвая. Но Брода оказался шустрее – во время одной из смут вовремя принял верную сторону. И вот – Адмиралиссимус, командующий флотом Уругвая, и даже когда его покровителя через пять лет скинули и пришлось спешно уносить ноги, это звание осталось при нем. А ведь я по праву был больше достоин – фрегаттен-капитан, кавалер Рыцарского креста с Дубовыми листьями и Мечами, тридцать потопленных кораблей и транспортов – а что у Броды, тьфу! Но у Генриха всегда было чутье, перед кем и когда склонить голову, чью задницу лизать. И хоть бы меня тогда прихватил удирая, сволочь! Он снова стал адмиралиссимусом какой-то центральноамериканской республики, где весь флот – это пара патрульных катеров, командовать которыми достаточно обер-лейтенанту. А я отсидел год в уругвайской тюрьме, пока эту гориллу-диктатора не сверг следующий. После чего болтался по миру – кому нужен офицер-подводник с боевым опытом? Имел ли я отношение к тем «потаенным транспортам» дона Эскомбедо? Вы же понимаете, что я не отвечу, хоть я и старый человек, но мне еще не надоело жить. Могу лишь дать подсказку: вы не задумывались, откуда у колумбийской наркомафии взялись подводные лодки? И не «семерки» и «девятки», которые после войны русские продавали всяким там уругваям, а «тип XXIII» в отличном техническом состоянии, и через столько-то лет – как прямо с консервации? А в окружении Эскомбедо и других «донов» были достоверно замечены некие господа «арийского типа» – а теперь выяснилось, что «Рагнарек» – общество за возрождение нацизма – на деле оказалось грандиозной аферой русского КГБ?
Так что я не отвечу вам, сэр. Я прожил свою жизнь, хорошо или плохо, но я ею доволен. Здесь, на Барбадосе, просто рай земной, если у тебя есть деньги – ну, а я всё же кое-что скопил. Достаточно, чтобы прожить самому остаток своих лет, не отказывая в удовольствиях.
Ну а что будет после меня – атомная война или коммунистическая революция – мне абсолютно всё равно. У меня нет семьи и детей, нет отечества, нет веры в святую идею. Всё мое – уйдет вместе со мной. И потому я легко могу сказать, как тот французский король – после нас хоть потоп.
Быть лесником, который всех разгоняет, тоже непросто. Вопрос, а что лесник с этого будет иметь? А значит, надо выбрать время, когда начинать, ну и решить, конечно, с кого начинать.
– Ну и здоров, собака!
– Ты что, Григорьич, разве это «здоров»? Всего-то на тридцать килотонн тянет, в наше время «Нимиц» в три раза крупнее был.
На экране кадр, зафиксированный на видео в короткие секунды подъема перископа: американский авианосец типа «Эссекс», их самый массовый в эту войну (не считая эскортников). В кадр попал даже самолет, взлетевший с палубы. Бомбят Нарвик, пока без особого успеха. Ну а мы пока тихо-мирно ходим себе в глубине. Подвсплыли вот, глянули, что точно, они, без ошибки, и снова на триста метров вниз. Пока приказа не было – ждем.
– Судя по тому, что нет команды, гэдээровцы еще держатся. Хотя пиндосы явно ведут – интересно, с каким счетом?
– Товарищи офицеры! – это наш «жандарм». – Еще не хватало такое при экипаже сказать! Чтобы они к нашим злейшим врагам, как к почти союзникам относились? Война не кончена еще!
– Так, тащ комиссар третьего ранга, это мы в будущем времени, – не растерялся Петрович, – поскольку те из фрицев, кто не будут гэдээровцами, не будут вообще. А насчет того, кто тут у нас союзники, так ведь… хм!
– Товарищ капитан первого ранга, пока приказа нет, они для нас союзники, – отрезал Кириллов. – А вот когда придет, тогда и будем думать.
Несколько раз в сутки мы всплываем на перископную для сеанса связи. Сначала поднять антенну радара, убедиться, что не крутится над нами самолет, затем аппаратура ЗАС выстреливает в эфир сжатый пакет – сообщение, что у нас всё хорошо и одновременно «квитанция», что мы на связи, слушаем. Там, на берегу, эту волну должны отслеживать постоянно – и через несколько секунд нам прилетает их пакет информации, более объемный и повторяемый два раза, как положено при передаче на подлодку. Там оперсводка обстановки на театре в той мере, в какой ее надо знать нам, и приказ. Одно кодовое слово из трех.
Или пока мир. Тогда мы просто тень в океане, нас нет, мы мираж. Готовый легко и быстро перейти в другое состояние.
Или «ограниченная» война. Тогда мы аккуратно бьем авианосцы, не насмерть, но чтобы повредить, лишить их возможности продолжать операцию – как тогда «Айову». И не возбраняется после подвсплыть и скинуть в эфир сообщение от «немецкой» лодки, координаты жирной и подбитой дичи. Для «Айовы» это окончилось печально, но наша совесть чиста, мы-то тут при чем?