Белая таежка

Идем и глазам своим не верим: степь да степь кругом! Как в песне. Степь раздольная. Кузнечики у нас из-под ног сухими зелеными брызгами. Жаворонки заливаются. Перепелка фуркнула, потревоженная Чаком… И если бы не стена ельника, из которого мы попали сюда, то можно подумать, что занесло нас неведомо как на Алтай или на Украину. Даже сизоватый ковыль белесыми пучками виднеется в траве. Даже шары перекати-поля ждут своего часа вон там, на выгоревшей под солнцем проплешине, чтобы сорваться с прикола и помчаться куда глаза глядят…

— Рожь! — недоуменно вытаращил я глаза.

Несколько колосков покачивалось в пырее. Ванюшка сорвал один. Он уже наливался соком. Зерна обещали стать крупными, увесистыми.

— Пашня была… — озадаченно проговорил командор и вдруг широко улыбнулся. — Да это же Федулова пустынь, ребята!

Ого, как мы опять уклонились от своего маршрута! Про Федулову пустынь все слышали в Басманке не раз, но думали, она в стороне останется.

Подошли к дому. При первом же взгляде ощущаешь пролетевшие над ним столетия. Особенно красноречиво свидетельствует об этом сосна в два обхвата, вымахавшая как раз на месте крыльца и заслонившая толстенными лапами двери. Кольча тотчас отвязал от рюкзака топорик и начал рубить их, чтобы попасть в дом. Мы с командором обошли вокруг усадьбы.

Чаран хранил еще следы пашни, а возле дома угадывался большой огород. Мне вспомнились рассказы дедушки Петрована. Федул выращивал картошку, морковь, лук, редьку, огурцы и даже помидоры, горох, бобы, подсолнухи на масло, рожь, пшеницу. Тайга кормила его орехом, черемухой, брусникой, клюквой, смородиной, черной и красной, черникой, голубикой, грибами… Когда-то на чаране можно было увидеть стога сена, суслоны снопов. Вон там, у обрушившейся повети, стоят конные грабли, проржавевшие насквозь.

Дом был обнесен когда-то крепким заплотом из поставленных впритык толстых бревен, забитых в землю. По старинке у нас зовут такие заплоты «чесноком», потому что бревнышки, как дольки чеснока, плотно подогнаны одно к другому. Такие ограды, словно крепостные стены, окружали и государевы остроги, а кержаки только при Советской власти стали заменять их положенными горизонтально на столбы жердями-пряслами.

Возле дома был пригон для скота, от которого мало что сохранилось, кроме древесной трухи да мощных смолевых столбов. Рухнула поветь, где под одной крышей зимовали коровы, овцы, лошади и куры, а заплот стоит только у стен дома, накренившись к траве, и напоминает перебитые темные крылья.

Сам дом скособочился, поник, стоит раскорякой. Крыша была покрыта каменным плиточником, как черепицей, но стропила осели вместе с дряблыми балками, и он сполз к карнизам. Буря-падера повыхлестала стекла окон. А сруб лежит. И долго еще продюжит. Бревнышки-то все на подбор — с бочку толщиной. Да все листвячок. А он будто из железа отлит. Колокольчик нам говорил, что на Дунае и сейчас стоят быки мостов, сделанные из лиственницы еще рабами Рима…

— Здесь и заночуем, — сказал нам командор, хотя до вечера было еще далеко. — Палатку ставить не надо. Вон литовка на стене висит в прирубе, травы накосим под бока.

Я поглядел на небо, которое со всех сторон стали обкладывать тяжелые серые тучи.

— Кошениной можно будет и окошки заткнуть, если занепогодит, добавил Ванюшка. — Ох, не вовремя дождичек-то… Я хочу оставить вас здесь, а сам налегке слетаю на заимку к дедушке Петровану.

— Ничего себе заявочки! — пробурчал недовольно Кольча.

— Я что сказал? — повысил голос командор.

Меня устраивал этот передых вполне.

— Ты что в деревне говорил? — напомнил я Кольче. — Подчиняться командору, как капитану на корабле!

Кольча прикусил язык, понурившись.

— Дедушка Петрован теперь уж извелся там весь, нас дожидаючись, сказал Ванюшка.

Он не первый уж раз заводит этот разговор. Очень тревожит Ванюшку, что, не дождавшись нас к назначенному времени, дедушка забьет тревогу, сообщит через своих охотоведов в Киренск и оттуда вылетит вертолет на поиски пропавшей экспедиции. Мы здорово опаздываем.

— Тут теперь недалеко, я завтра к вечеру буду на заимке, — рассудил командор. — А если все вместе с нашими манатками потащимся, дня три уйдет, не меньше, на дорогу.

— Когда тебя ждать? — спросил Кольча.

— Послезавтра к вечеру. Вместе с дедушкой придем.

Мы сверились по карте. От Федуловой пустыни до заимки дедушки Петрована самый короткий путь. Значит, эта мысль зрела в Ванюшкиной голове уже не один день. С бухты-барахты он такие решения принимать не станет.

— Одно только плохо, — сказал я. — Идти тебе, Ванек, придется по берегу Гнилого нюрута. Не зря, мне кажется, ходит про него худая слава.

— Миша, оставь, пожалуйста, свои грустные комментарии! — тотчас холодно оборвал меня Колокольчик. — Мы на пороге двадцать первого века!

— Нет дыма без огня!

— «Огонь» может быть только один в данном случае, — отчеканил Кольча. — Кому-то весьма выгодно держать людей подальше от этого озера. Вот и распускаются разные небылицы. Проверим.

— Вернусь — доложу! — засмеялся Ванюшка. — Страшно там или нет. Только глядите, чтобы все у вас было по уму.