Беллинсгаузен

Король, пожилой мужчина высокого роста с седыми, тщательно причёсанными волосами, смуглолицый, черноглазый, с повязкой вокруг бёдер, приветствовал мореходов, пожелал, чтобы русский начальник со своими помощниками сел с ним на шканцах прямо на пол. Рядом с ним расположились другие вожди. Он отдал Паулю ветку с двумя зелёными орехами. Тот, держа ветвь на вытянутой руке, громко начал петь. Потом все хором исполнили ещё одну песню и захлопали в ладоши и по ляжкам. Беллинсгаузен с Завадовским поняли, что островитяне совершили обряд дружелюбия. Фаддей надел на шею короля серебряную медаль, подарил пилу, топоры, ножи, посуду. Он уже не надеялся на пути к Порт-Джексону встретить новые острова и потому ничего не оставлял. Король отослал дары на берег, а за чаем сказал, что и прежние вещи, посланные через сыновей, он получил и признателен русским за их доброту и щедрость.

На другой день островитяне навезли множество снеди, оружия, украшений.

   — Заметьте, Иван Иванович, как разнятся туземцы друг от друга, хотя и живут неподалёку, — сказал Фаддей Завадовскому. — На одних островах мы встречаем совсем диких и злых, на других, как здесь, доверчивых и мирных...

   — Не скажите, — не согласился Завадовский. — Посмотрите, какие шрамы у многих из них. Это не ритуальные наколки. Да и сколько копий и дубин они навезли!

С приближением ночи туземцы заспешили на берег. На шлюпе остались король, Пауль и ещё один старик, похоже, наставник его величества. Они отужинали с офицерами в кают-компании, позабавились ракетным огнём, но ещё более их заинтересовал магнит. Лейтенант Торнсон на лист бумаги положил иголку, снизу стал водить магнитом. Иголка стала бегать и кружить. Король с опаской отодвинулся от Торнсона.

   — Похоже, он принял меня за нечистую силу, — улыбнулся Константин Петрович.

Утром снова окружила шлюп флотилия парусных лодок. Сыновья Фио привезли двух свиней, за что старший получил пистолет со свинцом и порохом. Страстный любитель всякого оружия Митя Демидов показал, как обращаться с пистолетом в схватках с неприятелями. Фаддей насыпал королю семян разных русских овощей. Урок Фио усвоил скоро, поскольку сам занимался земледелием.

Островитяне наперебой звали погостить у них на берегу, но посылать гребные суда без натуралиста Фаддей не стал, ибо в этом случае надо было бы искать надёжную якорную стоянку, терять несколько дней, чего позволить себе не мог, поскольку в южном полушарии приближалась весна, в Порт-Джексоне он хотел заменить степс бушприта, который оказался совершенно ненадёжным. Жители долго провожали шлюпы, держась за ахтертай, и отпустили только тогда, когда увеличился ход и волны начали опасно прижимать пироги друг к другу.

30 августа, в день именин государя Александра I, погода позволила Лазареву и его офицерам прибыть на «Восток». Попивая грог, моряки вспоминали любезное Отечество, родных и друзей. Уже стемнело, как с бака закричали:

   — Человек за бортом!

   — Положить марсель на стеньгу! — послышалась команда вахтенного офицера Лескова.

Все выскочили из кают-компании наверх.

   — Докладывайте! — потребовал капитан.

   — В море упал матрос. Я послал его закрепить кливер. Он шёл по бушприту назад и, очевидно, оступился.

   — Кто?

   — Блоков.

Фаддей хорошо знал Филиппа Блокова. Это был здоровый и проворный матрос. Не верилось, что беда случилась из-за неосторожности. Но пока раздумывать было некогда.

   — Разрешите спустить ялик? — подал голос удручённый Лесков.

   — Немедля!

В ялик прыгнул нетерпеливый Анненков с «Мирного». В руках он держал фонарь. Лейтенант искал упавшего, кладя руль то вправо, то влево. Со шлюпа пускали ракеты, жгли фальшфейеры, вслушивались в тишину — не донесётся ли крик. Но шумели только волны, да в чужом небе безмятежно мигали звёзды.

   — Утонул, страдалец, — удручённо проговорил кто-то из матросов.

Час поисков результатов не дал. Анненков вернулся на шлюп.

   — Пусто, — произнёс он, отдавая фонарь капитанскому вестовому.

   — Где ж найдёшь? Упал же при большом ходе и волнении, — как бы про себя вымолвил Торнсон.

Опечаленные не меньше хозяев гости вернулись на «Мирный».

Фаддей окинул взглядом столпившихся вокруг матросов. При мерцающем свете фонарей их лица показались бледными, как у покойников.

   — Краснопевцев! — позвал он тимермана.

Из толпы выдвинулся старший плотник. Беллинсгаузен кивком пригласил его в свою каюту. Он знал, что Блоков и Краснопевцев были земляками с Псковщины, дружили, несмотря на разницу в корабельной иерархии, один был простым марсовым и получал 15 рублей 10 с половиной копеек в год, другой же — целую сотню, но ели из одного котла, вели задушевные беседы, заступались один за другого, если среди братвы возникали трения.

Усадив тимермана в кресло напротив, Фаддей попросил:

   — Василий, скажи, было ли что на душе Филиппа в последнее время?

   — Особого не замечал, — задумчиво ответил Краснопевцев и неожиданно встрепенулся. — Больно сильно по деревне томился. У него мать осталась с семью младшими сёстрами да братьями. А отец уж перед самым нашим походом помер, грыжа в гроб вогнала.

   — Что ж мне не сказал?