«Белое дело». Генерал Корнилов

6 марта собрался VII съезд партии, обсуждавший вопрос о ратификации мира, заключенного в Бресте. Борьба продолжалась с прежней силой. Д. Рязанов обвинял Ленина в «октябрьской политике», которая якобы и привела к Бресту. Надо было, утверждал он, строить политику на «разжигании пожара мировой революции». Ленин же решил воспользоваться… «лозунгами Толстого»: сделал ставку на крестьянство. И «плоды этой политики, мужицкой и солдатской, — говорил он, — мы теперь расхлебываем…» Н. Бухарин доказывал, что «выгоды, проистекающие из подписания мирного договора, являются иллюзией…». Троцкий, поскольку его политику в Бресте (неподписание мира в критический момент переговоров) критиковали Ленин, Свердлов и К. Радек, заявлял о сложении с себя всех ответственных постов. Г. Зиновьев успокаивал Троцкого. «Мы, — разъяснял он, — разошлись по вопросу о том, когда наступил критический момент, когда надо было ультиматум принять…» Несмотря ни на что, В. И. Ленин стоял твердо. «Стратегия и политика, — говорил он, — предписывают самый что ни на есть гнусный мирный договор»^{86}.

После поименного голосования резолюция В. И. Ленина в пользу мира получила 30 голосов, 12 человек высказались против, 4 — воздержались. В новый состав ЦК были избраны В. И. Ленин, Н. Бухарин, Л. Троцкий, И. Сталин, Г. Сокольников и др.

Закрывая съезд, Я. Свердлов сказал: «Я позволю себе выразить уверенность в том, что до следующего съезда наша партия станет цельной, единой. На нем мы встретимся, вероятно, в качестве членов одной общей семьи, в качестве членов одной и той же партии — Российской Коммунистической партии».

14—16 марта IV Всероссийский съезд Советов ратифицировал Брестский мир. Ив 1166 делегатов с решающим голосом за ратификацию проголосовали 784, против — 261, воздержались 115. Левые эсеры, голосовавшие против, вышли из Совнаркома.

* * *

11 марта В. И. Ленин написал небольшую, но пронзительную по своей беспощадной правде и светлой воре статью «Главная задача наших дней». Эпиграфом к ней он поставил знаменитые некрасовские слова:

Ты и убогая, ты и обильная,Ты и могучая, ты и бессильная — Матушка-Русь!

Отводя нападки и обвинения, Ленин указывал на высокое нравственное начало, высокий нравственный подвиг, совершенный большевиками в Бресте.

«Неправда, — с волнением писал он, — будто мы предали свои идеалы или своих друзей… Мы ничего и никого не предали, ни одной лжи не освятили и не прикрыли, ни одному другу и товарищу по несчастью не отказались помочь всем, чем могли…»^{87} В этой моральной чистоте Ленин видел залог лучшего будущего Советской России. Надо только было честно и мужественно взглянуть в глаза правде, правильно, объективно оценить свое положение.

«Не надо самообманов, — писал В. И. Ленин. — Надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприукрашенной горькой правде. Надо измерить целиком, до дна, всю ту пропасть поражения, расчленения, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули. Чем яснее мы поймем это, тем более твердой, закаленной, стальной сделается наша веля к освобождению, наше стремление подняться снова ст порабощения к самостоятельности, наша непреклонная решимость добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной»^{88}

.

Эпилог и пролог

Историки (да и не только они) до сих пор, можно сказать, бьются над двумя вопросами: когда в России началась гражданская война, последствия которой оказались столь тяжелыми, и кто ее начал — силы революции или контрреволюции? В такой постановке вопроса, конечно, немало схоластического, наивной веры в то, что на все можно получить категорически определенные, абсолютно точные ответы. Увы, в истории начала и концы событий далеко не всегда фиксируются с точностью спортивного старта и финиша. Развитие исторических событий, кажется, больше напоминает течение реки: истоки их как-то плавно, даже незаметно «вытекают» из глубин предшествующего и «растворяются», исчезают в огромном море того, что составляет настоящее и будущее. Четкие пределы, границы размыты, стерты, зафиксировать их можно, пожалуй, только приблизительно или условно. Тем не менее эти общие рассуждения не освобождают от ответа на поставленные вопросы: слишком волнуют они, слишком велико и глубоко их значение.

Некоторые считают, что Октябрь, Октябрьское вооруженное восстание и явилось той точкой отсчета, от которой пошла гражданская война. Другие говорят — «нет». По их мнению, несмотря на спорадические, локальные ее проявления уже осенью 1917 — зимой 1918 г., о гражданской войне как таковой можно говорить лишь начиная с весны, а еще точнее, с лета 1918 г., когда внутренняя контрреволюция, получив поддержку со стороны интервентов, развернула фронтальные боевые действия. Кто же прав? Гете говорил: часто думают, истина лежит между двумя крайностями; на самом деле между ними лежит проблема…