«Белое дело». Генерал Корнилов

У Савинкова это вызывало определенную тревогу. Как он, так и Филоненко, очевидно, не склонны были считать Завойко лишь простым литературным оформителем речей и воззваний главкома. Они подозревали, что его влияние весьма ощутимо и простирается гораздо дальше чисто литературных дел. Корнилов, по их мнению, был человеком сугубо военным, неспособным к самостоятельной политической роли. Завойко же, пользуясь «простодушием» генерала и руководствуясь какими-то «другими соображениями», мог попытаться превратить этого сугубого «солдафона» в «политическую фигуру». Это настораживало Савинкова и Филоненко. Они двигали Корнилова исключительно по собственным расчетам; политической пружиной всех действий Корнилова должны были стать именно они, и никто другой, а линия этих действий должна была развиваться не в обход Временного правительства, но в его фарватере, вернее — в фарватере Керенского. Короче говоря, по замыслу Савинкова и Филоненко Корнилову, скорее всего, отводилась роль той силы, которая должна содействовать Керенскому в стабилизации режима установлением на фронте и в тылу «твердого порядка». Авантюрист Завойко, казалось, мог стать не только препятствием на пути претворения этого «чертежа» в жизнь, но и «мотором» какого-то иного политического замысла, развивавшегося вне бдительного комиссарского ока.

Буквально на другой день после назначения Корнилова главкомом Юго-Западного фронта Савинков и Филоненко прибыли в его штаб в Каменец-Подольске. Нервы были взвинчены до предела. Савинков даже опасался ареста. Его помощник эсер В. Гобечиа с кавказской горячностью говорил, что, как «старый революционер», не может вынести диктаторских замашек Корнилова, пойдет к нему и, пожертвовав собой, убьет. Немало волнений было и на другой стороне. Опасаясь «насилия» со стороны комиссаров, Завойко увез куда-то свою семью, В напряжении находился и сам Корнилов. Все, однако, обошлось. Конфликта не произошло: обе стороны понимали, что нужны друг другу. Савинков позднее уверял, будто бы он решительно заявил Корнилову, что «расстреляет его» в случае попытки установить свою диктатуру. В ответ Корнилов заверил, что к диктатуре он не стремится. Своеобразной гарантией этого стало соглашение об устранении Завойко из штаба Юго-Западного фронта. «Ординарец» вынужден был уехать из Каменец-Подольска, впрочем только на время. Скоро он опять по-< явится в ближайшем корниловском окружении…

* * *

Нетрудно понять, почему Корнилов «отверг» Завойко ц заключил блок с тандемом Савинков-Филоненко. Все-таки они представляли официальную, правительственную власть и союз с ними был стратегически и тактически выгоден Корнилову, если у него имелись свои планы, Савинков и Филоненко, действуя от имени правительства, Керенского, рассчитывали использовать Корнилова в своих политических интересах, а он, Корнилов, со своей стороны надеялся получить их поддержку в осуществлении собственных намерений, зародившихся еще в Петрограде, в сотрудничестве с Гучковым, в беседах с Завойко.

Укоренилось мнение о полной некомпетентности Корнилова как политика и дипломата. Так, по всем данным, считали Савинков и Филоненко, так позднее писали Керенский, Милюков и др. В расхожем представлении Корнилов — туповатый солдафон. Это далеко не так. Он был весьма образованным офицером. Имел печатные труды, владел несколькими восточными языками, да и история его быстрого, прямо-таки стремительного продвижения по служебной лестнице летом 1917 г. показывает, что этот, склонный к «зарывчатости» генерал, когда требовали его интересы, умел сочетать напористость с готовностью на компромисс и даже с податливостью.

В самом деле, удаление Завойко по требованию Савинкова не прекратило той «телеграммной воины», которую Корнилов еще в начале июля новел против правительства. Какой же смысл был в этой войне, если то, что Корнилов столь настоятельно и даже грозно требовал от правительства, оно само в общем-то намерено было провести в жизнь? Суть корниловских «ультиматумов» сводилась пока к требованию введения смертной казни и учреждения полевых судов на театре военных действий, на что Корнилову (как и Верховному главнокомандующему Брусилову, настаивавшему на том же) было твердо заявлено, что в принципе этот вопрос решен. В чем же дело? Почему в своей «телеграммной войне» Корнилов упорно не менял образа «сильного человека», вынуждавшего «мягкотелое», колеблющееся правительство на решительные меры во имя спасения армии, а значит, и отечества? Можно думать, что, поощряемая сперва Завойко, а затем и самим Савинковым, эта «кампания», проникая в прессу, с одной стороны, создавала Корнилову рекламу, поднимала его авторитет в правых кругах, а с другой — должна была подтолкнуть и Керенского на форсирование долгожданной программы «наведения порядка».