— Добровольно? Следуя приказу, и подтвердишь это под клятвой?
Я осторожно кивнула — голова болела, юнец приложил меня слишком сильно.
— Добровольно… только свидетели и жрецы…
— Все вон.
Повинуясь властному окрику охрана и девушки торопливо покинули храм, двери захлопнулись, остались только старуха, Лейле, два жреца и …мой жених.
— Теперь ты довольна? Веришь, что никто из Кораев не хотел вредить гостье рода? — произнесла старуха вкрадчиво. Боковым зрением, я видела, что Лейле сняла и ослабила хлыст, но не раскрутила… пока. Не раскрутила.
— Верю, — я ухмыльнулась одной стороной рта, потрогав языком шатающийся клык — придется накладывать одно плетение или два, чтобы быстрее зажило? — Совершенно никакого вреда.
— Прошу жениха и невесту занять положенные по обряду места, — один из жрецов Немеса суетливо поправил треногу рядом с центральным камнем, — времени мало, Высокая госпожа! Наш уговор действует до рассвета…
— Дитя, — старуха властно взмахнула рукавом в сторону внука, который демонстративно смотрел в сторону, нервно прищелкивая кольцами.
Я отряхнула юбки, которые перестали быть белоснежными и посерели от пыли, выпрямила спину, вздернула подбородок и, придерживая ханьфу тремя пальцами, как на лучшем из приемов высшего света, прошла и встала плечом к плечу с этим псаковым корайским выскочкой.
Жрецы затянули заунывные куплеты, повышая и понижая тональность, то и дело сбиваясь на иллюзию шипения.
— Приношу свои извинения, — произнесла я вполголоса, глядя прямо перед собой — плечо рядом дрогнуло. — За доставленные неудобства. Была неправа и осознала собственное несовершенство…
Тихий выдох с присвистом справа был единственной реакцией на мои слова. Жрецы продолжали заунывно тянуть и петь, пришептывая.
— …невеста рода Корай должна быть безупречна во всех отношениях…
Ещё один тихий длинный выдох.
— …ради вас, я намерена совершенствоваться… и работать над своей меткостью. В следующий раз, клянусь Великий, я буду бить точнее и попаду три раза из трех…
— С-с-с-сука! — он прошипел так тихо, что не услышали даже жрецы.
— Сука рода Блау, — поправила я едко. — Породистая сука. А генофонд клана Корай — совершенно неподходящий, только породу портить …
— Открытые ладони, чада Немеса… — почти пропел один из жрецов и мы послушно протянули вперед руки.
— Алую ночь можно сдвинуть, — тихо, одними губами прошептал в мою сторону Корай, — у нас можно скрепить помолвку сразу… молись Немесу сегодня, северянка…
— Великому… — поправила я тихо. — Чтобы он ещё раз надрал чешуйчатый хвост…
— Добровольно ли пришедшие возложили руки на алтарь?
— Добровольно.
— Да, — ответили мы нестройным хором.
— Почитаете ли великого Бога удачи, повелителя пустыни, четырех стихий и семи печатей?
— Да.
— Нет.
Пение на миг прервалось, я фыркнула и повторила.
— Не почитаю. Не поклоняюсь. Не следую. Не преклоняю колен.
— Но, дитя…
— Продолжайте! — властный окрик старухи заставил жреца недовольно скривиться и, бросив на меня ещё один строгий взгляд, полный святотатственного возмущения, он коснулся наших запястий. Пальцы жреца были неожиданно теплыми и сухими, я подсознательно ждала чего-то гладкого и скользкого, как змеиная кожа.
Сила Немеса вспыхнула в воздухе, осыпая ладони серебристыми искрами, и ощущалась… иначе. Энергия Мары — капризна и неустойчива, но, если богиня что-то решила — узлов не развязать, сила Великого, как Ледяной океан — бескрайняя и непостижимая, а сила Немеса — текуча и гибка, как вода.
Казалось, незримые путы веревками смыкаются вокруг запястий, притягивая наши с Кораем руки друг к другу, все ближе и ближе, туже и туже…
Случаев двойных помолвок я не помнила — если и были в Хрониках, я это пропустила, да и кому в голову придет приносить слово дважды? Не Смутные времена, когда можно было брать нескольких мужей… но это — очень старый храм…
Серебристые нити вспыхивали вокруг запястий, так же, как в храме Мары, когда мы клялись с Иссихаром, набухая и пульсируя, в такт биению сердца и ритму речитатива жрецов, которые затянули последнюю, завершающую часть церемонии.
Особо высокая нота, вспышка света, осветившая татуировки вскинувшего руки вверх жреца и… нити погасли.
На доли мгновения в храме наступила тишина — было слышно, как с присвистом выдыхает Корай справа, но прежде, чем он успел открыть рот, скомандовала старуха:
— Ещё раз…
И жрецы повторили церемонию.