– Тащится, – кто-то сплюнул сквозь зубы. – Он же толстый, а подъем в гору…
– Выродок! Нужно было бежать именно сюда!
Чужие, отделанные тонкой змеиной кожей по краю голенищ, черные сапоги остановились прямо перед лицом. С металлическими набойками на носах – Рэйко Хэсау. Первый Наследник клана.
Рэйко присел рядом и цепко схватился пальцами, вспыхивающими льдисто-голубым, за подбородок, разворачивая голову.
– А мог бы быть братом…, – протянул он удивленно. Сзади глухо заржали. – Но твоя сука-мать отказалась стать Наложницей Главы, официальной… и предпочла стать подстилкой «породнившегося»… сын подстилки… звучит хорошо? – пощечина отбросила нас обратно. Шекков Рэйко брезгливо вытер пальцы о край ханьфу. – Ты – выродок, несчастливая случайность, ошибка, которой вообще не должно было быть...
– Хорь! – кто-то присвистнул. – Ну, наконец-то!
– Давайте! – скомандовал Рэйко властно, но голос в конце сбился на фальцет.
Толстый Хорь, пыхтящий, как боров, притащил на плече ковер, который с облегчением сбросил на поляну.
– Подстилка для сына подстилки! Ну-же! Разворачивай!
Пыльный ковер растянули по углам, закатали Данда внутрь, пинками, и потом плотно закрутили обратно.
Колебания силы над головой мы скорее ощутили, чем услышали – несколько плетений, и одно из них точно стазис – все тело онемело, и мы не чувствовали ни рук, ни ног.
– Попутного ветра! – кто-то подкатил рулон из ковра к краю оврага, и его хорошо пнули, попав по голове.
– Стой! Наставник хватится, пусть лежит здесь до самой ночи…
– Толкнем, пусть улетит вниз, – поднывал уставший Хорь.
Но в овраг нас не столкнули. Попинали от души и ушли. Кто-то смачно харкнув, плюнул сверху.
– Знай свое место, сын шлюхи…, – последнее, что мы слушали – это был издевательский ржач.
Йок хватится его нескоро и найдет только ближе к вечеру. Старая Стефания говорила ему – не высовываться, сидеть тихо, ходить тихо, дышать тихо… но иногда он просто забывал об этом. Как сегодня, когда обошел Рэйко на тренировочной площадке.
Наследник Хэсау рос мстительным гаденышем, как любил выражаться сир Люци.
…
Нас вышвырнуло обратно из воспоминаний в алтарный зал и… в этот момент все изменилось. Ласковое тепло сменилось обжигающим пламенем, гранит начал жечь ладони, непонятно откуда взявшийся ветер ярился и трепал волосы, дядя начал читать катрены снова, четко и громко проговаривая слова на староимперском, почти крича, но... это не помогало.
Круг силы сжался пружиной вокруг нас, и Данда просто вышвырнуло за его пределы.
Нож я схватила первой, успев на доли мгновения раньше дяди, полоснула по ладони крест-накрест, глубоко, так глубоко, что потребуется декада, чтобы свести шрамы, и припечатала со всей силы алтарь сверху.
Кровь растекалась вокруг, гранит шипел, впитывая отданное добровольно, Аксель и дядя пытались держаться, идя против силы, но их стаскивало обратно – в сторону выхода.
– Поговорим!
Ветер стих внезапно, свет стал ярче, сияние начало обретать плотность, и над алтарем соткалась фигура светлой пра-пра – витые косы короной вокруг головы, наряд по моде давности трехсот зим, и строгий непримиримый взгляд – будут песочить.