Белые искры снега

* * *

Медкабинет находился двумя этажами ниже, и Енот почти без проблем донес Полину Маслову до самой кушетки. По пути нам встретился спешащий к классу, около которого все произошло, охранник, увидевший происходящее по камерам, и даже хотел лично взять потерявшую сознание на руки, но Ярослав вздернул подбородок и заявил, что сам прекрасно может позаботиться об однокласснице. И хотя только что прозвенел звонок на урок, в коридорах оставалось полно народу – все они с недоумением глядели вслед Зарецкому, несущему на руках Полину. А он не смотрел ни на кого, просто шел следом за мной, и лишь изредка поглядывал на обессиленную девочку. Мне почему-то казалось, что он испуган и несет ее бережно, с той же долей опаски, которая появляется тогда, когда, например, берешь впервые крохотного пищащего котенка в руки, боясь что-нибудь ему сделать, как-нибудь навредить. Но было в Зарецком помимо этого что-то еще, что-то очень личное, глубоко зарытое, бережно спрятанное. Не думаю, что Полина нравилась ему, хотя, надо признать, он хорошо относился к девочке – я видела это на уроках. Однако что-то непонятное мне Ярослав чувствовал, и я не могла расшифровать это чувство, потому что подобного опыта переживаний у меня не было.

Медсестры в медкабинете к нашему появлению отнеслись на удивление спокойно – видимо, школьнички часто посещали их скромную обитель с самыми разными травмами, и единственный, кто испугался, так это какой-то пятиклашка, пришедший на прививку. Он такими огромными глазами смотрел на Полину, как будто бы с ней случилось что-то совершенно ужасное. Я же почему-то была уверена, что с девчонкой все в порядке. Видимо, свалилась в обморок из-за нервов – когда я шла в начале коридора, слышала, как окружившие ее одноклассники радостно ржут – видимо, над ней. Даже издалека происходящее казалось гадким – как будто бы на беззащитного ребенка налетела стая каркающих ворон, а не родные одноклассники. За высокой белоснежной ширмой процедурного кабинета медсестры принялись приводить девочку в чувство, а мы с Зарецким остались в кабинете.

– Что произошло? – спросила я (по пути в медкабинет мы не разговаривали). И, если честно, хоть вчера мы вместе пережили много очень веселых и не очень минут, сейчас между мной и мальчишкой вновь стояла невысокая, но крепкая стена под названием «субординация». Я – учительница, он мой ученик. И мы не в кафе, не на улице, не в одной машине, и даже не в одном отделении полиции, мы в школе.

Мятные глаза с неудовольствием посмотрели на меня, и Зарецкий процедил нехотя, засунув руки в карманы брюк.

– Полина упала в обморок.

– Это мне понятно. Из-за чего?

– Наверное, ей стало нехорошо, – не желал ставить меня в известность Енот. Вот сволочь! Я тут переживаю, пытаюсь понять, что делать дальше, как помочь Полине и как рассказать обо всем классному руководителю, чтобы она предприняла меры и хоть как-то наказала виновных, а он опять выделывается, ломается, как девчонка перед ухожером.

– Зарецкий, я с тобой разговариваю серьезно. Что случилось? Не расскажешь ты, расскажут другие.

– Вшивков, например, – ухмыльнулся Яр.

– Хоть бы и он. – Со Степаном мы хорошо общались. Он недавно добавился ко мне в друзья в социальной сети и тоннами присылал картинки, шутки, большинство из которых, правда, были глупыми, и миллионы смайлов.

– Вот у него и спроси, – непонятно почему занедовольничал Енот Адольфыч.

Я крепко сжала зубы. Глупый мальчишка!

– Зарецкий, если сейчас ты сам не расскажешь, что произошло, я буду считать, что ты был одним из тех, кто травил Полину. И о своих наблюдениях доложу Светлане Викторовне и завучу. Нехорошо будет, если господина президента всея школы заподозрят в плохих делишках, а?

– Невыносимая. – Второе слово я не расслышала – это было что-то среднее между «девица» и «дура».

– Что-что ты сказал? – сощурилась я. Если бы он не был моим учеником, я бы его пришибла. Говорила это сто раз, но повторюсь – этот мелкий тип обладает невероятным свойством начать злить меня, просто пару раз открыв рот и что-то вякнув.

– Мне замолчать?

Я мысленно представила, как откручиваю Еноту голову, однако все же сохраняла спокойствие.

– Говори.

– Я не могу говорить, – словно издевался он, сохраняя при этом совершено невозмутимый вид. – Иначе мои одноклассники подумают, что я сдал их. Это, знаешь ли, может повредить мою репутацию. А я, как-никак, – тут он позволил себе премило, непринужденно и даже чуть-чуть извиняюще улыбнуться, – президент школы.

– Никто из твоих одноклассников ничего не узнает. А если ты президент, – я с усмешкой выделила это слово, – школы, то на тебе лежит ответственность. Ведь тебя выбрали люди, так?

– Ну, предположим, так, – изящным жестом убрал Яр волосы со лба назад, видимо, порою даже не особо понимая, насколько артистичными бывают его движения. Мой взгляд почему-то зафиксировал выступающую косточку на запястье, чуть ниже которой висел простой черный резиновый браслетик.