Белые кони

— Между прочим, Борис-то — охотник, — вступил в разговор Петенька. — Да еще какой! Без мяса не живет. Хоть осенью, хоть зимой. На сколько пудов медведя-то в прошлом году подстрелил?

— Не весил. Порядочный…

— А волков! Штук десять, поди, взял?

— Не-е… Трех.

— И человек, надо прямо сказать, мировой. Борис-то. Хороший человек. С кем не бывает! Провинился — получи по заслугам. А как же? А мастер какой? Золотые руки!

— Виноват я, — сказал Бориско. — Чего уж там… Виноват, значит. А работать могу. Всяк скажет.

— Ладно, — сказал Слава. — Выходи.

— Ну спасибо. Да я… Да мы… Ежели возьмемся! Гору свернем! А я-то подумал — обижается. Петра Иваныча захватил. Спецовочка-то найдется?

— Найдем.

— А насчет охоты — с нашим удовольствием. Это дело завсегда. В любое время. Хоть на медведя пойдем, хоть на зайца. В любое время. Есть у меня одна берлога… В Шарденгском бору. Слышь, Вячеслав Игоревич…

Слава не откликнулся. Он смотрел в окно. По улице шли Яшка и Катерина. Агрономша была в цветном легком платье, а Яша в солдатской форме. На губах парня играла снисходительная улыбочка, потому что, побросав все дела по хозяйству, все, как одна, сложив руки на животах, смотрели им вслед женщины.

— В Качурино пошли, — сказал Петенька. — На пляски. Ох и попляшут… — добавил он и захохотал.

Слава нахмурился, вытащил пачку сигарет и закурил.

— Так мы пойдем, — сказал Бориско, подмигивая физкультурнику. — Значит, до завтра…

Бориско и Петенька попрощались и вышли на улицу.

— Ты гляди, — удивился Петенька, — инженер-то вроде как расстроился.

— А ты тоже… «попляшут»… Знамо дело, не пондравилось ему.

— С чего бы это?

Бориско посмотрел на физкультурника и покрутил пальцем около своего лба.

— Соображать надо.

— Понятно, — дошло до Петеньки.

Деревня залилась густым закатным светом. Послышался свист, гиканье, и через минуту деревенскую тишь взорвал топот лошадиных копыт. Дворняги Пират и Маратко, захлебнувшись в лае, закрутились под ногами коней, а те, пугливо всхрапывая и шарахаясь, неслись размашистым галопом по зеленой улице к речке Вздвиженке, на Красные острова.

— Распогодилось нынче, — сказал Бориско. — Говорят, что и осенью вёдро будет.

С речки донеслись тяжелые всплески и фырканье лошадей. Вернулись возбужденные Пират и Маратко, повертелись немного около мужиков, ожидая чего-нибудь вкусного, не дождались и уползли под амбар. Мужики пошли по своим домам.

А Слава стоял в горнице и смотрел на уходящих вдаль Яшку и Катерину. Он видел, как за околицей парень обнял агрономшу за талию, наклонился и что-то сказал, Катерина оглянулась. Славе вдруг показалось, что она увидела его, и он торопливо отошел от окна. Он снова закурил, потом решительно отбросил сигарету, быстро надел белую водолазку, модные туфли, отглаженные брюки и выбежал из избы. И бабка Вивея, оказавшаяся вблизи Кельсиной избы, видела, как инженер лихо перепрыгнул плетень и помчался к лесу.

Слава спустился в глубокий овраг, густо заросший малинником, мелкими елками и крапивой. Руки опалило сразу же, несколько острых игл пронзило спину, но Слава, прищурив глаза, упрямо продвигался вперед, и ему казалось, что преодолевает он не крапивник, а что-то большее. Выбравшись из оврага, он оглянулся. Внизу, примятые и сломанные, лежали стебли крапивы и малинника. Это был его прямой, как стрела, след. Слава повернулся, чтобы идти дальше, но глянул вперед и остановился. Перед ним в вечернем своем великолепии стоял тихий еловый бор. Кругом, куда ни глянь, лежал иссиня-белый мох, и было поразительно видеть, как на белом полотнище, будто высыпанная с маху из корзины, рдела набухающая брусника. Под низкими кустами вереска путалась в мшистой паутине толокнянка. Хрустко ломая мох, Слава двинулся по лесу. Шел он долго. Лес кончился, и потянулся непроходимый ольшаник. Под ногами захлюпала вода. Пахнуло сыростью и болотом. Слава думал, что заблудился, но, пройдя еще несколько шагов, он очутился на твердой неезженой дороге. Оглянулся и увидел идущих по дороге Катерину и Яшку. Агрономша смеялась. Яшка был серьезен.

— Откуда вы? — спросила Катерина.

— «Из лесу, вестимо…» — ответил Слава.

— Идемте с нами.

— Куда?

— В клуб.

— Не помешаю? — спросил Слава.

Катерина снова засмеялась. У нее ярко блестели глаза.

— Идемте, идемте, — повторила она, беря инженера под руку. — Ты что, Яша?

— Закурить надо, — вытаскивая папиросы, хмуро ответил парень.

— Может, сигареты? — предложил Слава.

— Ничего… Нормальный ход, — неясно сказал Яшка. Он приостановился, чиркая спичкой и закуривая, и, глядя на медленно уходящих инженера и Катерину, подумал: «Ну погоди! Я тебе рога обломаю. Будешь знать, как на чужих баб заглядываться».

Ровно в двенадцать движок за речкой заглох и музыка в клубе прекратилась. Зажгли керосиновые лампы. Гармонист, шофер Федя, поставил на колени гармонь и сыпанул для пробы.

По деревне идетёИграетё и поетё!

— Эх ты! Ух ты! — внезапно изменившимся горловым голосом прокричал Федя.

Мое сердце надрываетёИ спать не даетё!