Белые лилии

Пока я озираюсь по сторонам, парень – чье имя я так и не выяснила – продолжает что-то рассказывать и вскользь упоминает, что был бы не прочь повторить. Его акцент действует мне на нервы. Не то чтобы я не любила бостонцев. Я считаю, что во всем виноват мистер Хьюитт, мой учитель в четвертом классе. Он был самым зловредным из всех моих учителей. К тому же, думаю, он меня недолюбливал за то, что когда-то встречался с моей мамой – до того, как она познакомилась с моим отцом. С ним я была обречена с самого начала. У него был невероятно сильный акцент, который являлся мне в кошмарах. Мне до сих пор иногда снятся кошмары про мистера Хьюитта, в которых он выделяет меня из всего класса и рассказывает всем, какая я плохая ученица.

Так что этот парень, в сущности, не виноват в том, что я терпеть не могу его голос. Но в глубине души я просто знаю, что никогда не смогла бы быть с мужчиной, который разговаривает с таким акцентом. Как бы хорош собой он ни был. Если бы Гриффин получил небольшую травму головы, в результате которой он стал бы разговаривать, как этот Рыжий, в моем мире воцарилась бы полная гармония.

– Что скажешь? – Рыжий вопросительно смотрит на меня.

– М-м-м, спасибо, но нет, – вежливо отвечаю я, хотя даже не уверена, в чем заключался вопрос. Я была слишком занята поисками Гриффина – и теперь вижу, как он выходит из мужского туалета.

Гриффин подходит ко мне, но это не останавливает Рыжего, который продолжает обольщать меня взглядом. Он повторяет свой вопрос прямо на глазах у Гриф-фина:

– Ой, да ладно, было же классно, разве нет?

Я прищуриваю глаза. Что за хрень?!

– Ты знаешь, что ты подонок? У тебя жена и ребенок! Или ты решил опять закрыть на это глаза?

Парень смеется.

– Полгода назад, когда ты оседлала меня в третий раз, тебя это, кажется, не волновало.

Я уверена, что побледнела от изумления. Я чувствую на себе горячий взгляд Гриффина и выпаливаю:

– Да я даже не знала, кто ты такой, придурок!

– Это точно. Ты была слишком пьяна, чтобы об этом спросить, – говорит он.

Кажется, за все мои двадцать четыре года мне еще никогда не было так стыдно. Гриффин, наверное, думает, что я шлюха. Конченая развратница, которая готова подцепить любого парня в баре. Я ненадолго прикрываю глаза, потому что так и есть. Именно такой я и была. Может, именно такой я была бы и сейчас, если бы не сбежала от всего этого в суррогатное материнство.

Гриффин занимает оборонительную позицию. Он делает шаг ко мне и говорит придурку:

– Тебе лучше уйти. Даме ты неинтересен.

– Даме? – ухмыляется Рыжий. – Ладно, как скажешь. А ты кто? Сегодняшний кусок мяса?

– Вряд ли. – Гриффин по-собственнически кладет руку мне на плечо.

Рыжий приподнимает бровь:

– Мда, хорошо тебя понимаю, приятель. Я бы тоже не отказался от добавки. Ну если бы знал, как ее зовут. – Он явно пытается унизить меня еще больше, чтобы позлить Гриффина. – Но боюсь, что одного мужчины этой киске не хватит, так что не рассчитывай, что эта шлюшка будет тебе верна.

Дальше все происходит молниеносно. Лицо Гриффина становится почти такого же цвета, как и волосы у этого парня. Гриффин сжимает кулаки и укладывает чувака одним ударом в целюсть. Потом осторожно отодвигает меня в сторону, готовясь к нападению друзей Рыжего, если они окажутся настолько глупы, чтобы на него накинуться. Его друзья тоже немаленькие, но они не сравнятся с Гриффином. Думаю, увидев, как их весьма неплохо сложенный друг упал после одного удара, они благоразумно решили его не защищать.

– Поднимайте своего говнюка-приятеля и забирайте его отсюда, пока я не навешал ему еще! – Гриффин нависает над ним, готовый привести свою угрозу в действие. Он держит меня у себя за спиной, а других парней – в поле зрения. Все вокруг думают, что он защищает то, что принадлежит ему. В каком-то смысле так и есть. Он защищает своего ребенка. Ему, наверное, глубоко плевать, что какой-то случайный парень думает обо мне и о моем сексуальном прошлом.

Друзья Рыжего помогают ему подняться, и толпа рассасывается. Гриффин готов дать им отпор и внимательно за ними наблюдает, пока они не скрываются из вида. Потом он отворачивается и хватается за кисть.

– Черт!

Я уже готова припомнить ему запрет на ругательства, но тут я замечаю, что рука у него уже начинает распухать.

– О господи, Гриффин!

Кажется, повреждение серьезное. Он, наверное, разбил костяшки о лицо того парня. Кровь струится у него по руке и капает на грязный бетонный пол.

– Подожди здесь.

Я бегу к буфету, влезаю без очереди и прошу пакет со льдом и бумажные полотенца. Потом возвращаюсь к Гриффину и кладу полотенца со льдом ему на руку.

– Нужно сделать рентген.

– Я уверен, что все в порядке, – качает он головой.

Я уверена, что он сожалеет о сделанном. Ему стоило бы просто уйти. Парень всего лишь назвал вещи своими именами.

– Мне очень жаль, – говорю я.

Гриффину не стоило так меня защищать. Это из-за меня он оказался в такой ситуации. Я не могу отвести глаз от его пораненной руки. Слезы застилают мне глаза.

– Эй! – Здоровой рукой Гриффин приподнимает мое лицо за подбородок. – Ты не виновата.