Белые перья шпиона

— Не волнуйтесь, сержант. Непременно проверю.

— Благодарю вас, капитан, сэр.

Выйдя на воздух, Павла всмотрелась в зимнюю высь над головой. Тусклый, иссиня-черный с серыми прожилками купол неба был усыпан размытыми белыми веснушками звезд. Прохладный влажный бриз холодил щеки. С летного поля раздавалась ночная перебранка авиатехников. Где-то недалеко натужно заныл мотор грузовой машины…

"Лепота! Харэ уже мерзнуть, разведчица. Возвращаться надо. Да еще не забыть, проведать, эту мелкую. А ее мамка там, в зале, пусть пока строит глазки тем "иероям". Глядишь, и найдет она себе достойную партию для устройства семейного счастья. Ну, или хотя бы просто отдохнет ненадолго от своей нелегкой родительской доли. А самой-то мне лишь снятся те труды и тревоги, прилагающиеся к высокому званию дарителя новой жизни. Ладно, чего уж. Пора идти…".

За спиной двинувшегося к соседнему зданию капитана, слышался приглушенный шум вечеринки. Кто-то из орденоносных гостей продолжал громогласную похвальбу, прерываемую остротами его коллег. Слышался смех и веселые выкрики. Дамы дарили героям столь необходимое им восхищение. А бродяга Пауэр, судя по всему, так и не расстался с планами музицирования.

— Но я, все же, спою вам тот реквием, друзья! Надеюсь, моя тугоухость не помешает вам оценить не только летные, но и иные таланты бывшего командира нашей авиагруппы "Сокол", известные уже многим авиаторам планеты.

— Не прибедняйся, дружище!

— Аудитория в полной готовности, сэр.

— Просим — просим!

Бывший доброволец с серьезным лицом, отправил свои пальцы в полет по клавишам рояля. И на лицах его слушателей стали медленно таять улыбки. Он играл спокойно без надрыва, но в тишине тактического класса, лишь дыхание слушателей обрамляло его выступление. Но вот, музыка отзвучала, белый стих завершился, и утихающие звуки упали последними тяжелыми каплями, закончившегося тропического ливня. Жаклин с девушками сидели задумавшись. Мадлен тихо плакала в тучное плечо приобнявшей ее Мамаши Мэнсон. А Вайолет в каком-то оцепенении зачем-то повторила финальные слова куплета. В душе ее было странное смятение.

"Мать скажи своим детямВ далеком чужом краюПарень со взглядом ЭТИМВ небе погиб в бою…"

Упоминание о детях наполнило её сердце тоской и тревогой. К тому же, минуту назад строивший ей глазки красавец пилот, сейчас сидел, неподвижно уставившись в стену. И сама Вайолет, не в силах терпеть тягостное молчание, выскочила за дверь, и быстрым шагом двинулась к Саманте…

* * *

Павла давно позабыла, каково это общаться с детьми, и слегка терялась от запросов подопечной.

— Я хочу колыбельную!

— А я их не знаю, Саманта. Да, и мама твоя уже совсем скоро придет. Просто закрой глазки…

— Не хочу! Ну, ми-истер Моровски! Ну, вы же с мамой пели песенки и марши. Я сама слышала!

— Ни одна из тех песен не похожа на колыбельную, Сэм. Хочешь, я почитаю тебе стихи…

— Нет. Не хочу стихи! Хочу колыбельную! Иначе я не усну…

— Ох, горе ты мое. Но я не могу вспомнить, ни одной колыбельной. Я ведь простой солдат…

— А вы новую придумайте! Ну, пусть даже это будет просто песенка похожая на колыбельную.

— Придумать? Это вряд ли. Если только…

— А, я вам подыграю на фортепьяно!

— Вот еще! Этого еще не хватало! А ну, сейчас же в постель! Я кому…

— Ну, я только в самом начале, чтобы помочь вам петь. А дальше вы уж сами…

— Твоя настойчивость, несомненно, от мамы…

"Даже не знаю".

Саманта сонно нажимала на клавиши. Павла глядела в окно на самолетную стоянку и ночные огни авиабазы Сан-Диего, и словно бы ниоткуда, рождались позабытые слова и мелодия лейтмотива советской кинокартины про крылатых женщин…

Мы стали небом стали облаками.И видя сверху ваш двадцатый век,К вам тихо прикасаемся руками.И думаете вы, что это снег.Мы дышим, согревая птичьи гнезда,

Баюкаем детей в полночный час.Вам кажется, что с неба смотрят звезды.А это мы с небес глядим на вас.

Павла грустила о несбывшемся. О детях, которых у нее никогда не было и не будет. О не пережитых ею драматических "бурях в стакане" и не испытанном семейном уюте. Печалилась о тех советских девчонках, которым уже совсем скоро выпадет сесть за штурвал "Рус фанер" (ночных бомбардировщиков У-2). И о том, как ночной порою, они станут яростно громить с небес боевой дух немецких захватчиков. И о том, как будут гореть в своих кабинах от огня зениток, и от очередей ночной воздушной стражи Люфтваффе.

Мы вовсе не тени безмолвные,Мы ветер и крик журавлей.Погибшие в небе за Родину,Становятся небом над ней…Становятся небом над ней…