Белые пешки

Крыса-странник тоже был еще мальчиком, но умело это скрывал. Он закончил престижнейший университет, мог работать в Париже, но поехал к морю, зная: таких, как он, тут мало. Все местные звери ведь, если подумать, заботятся о гостях из чужих земель, потому что только гости и привозят деньги. О самих зверях позаботиться особо некому, и живут они в лачугах на окраинах, в трейлерах, в жутких домах, похожих на картонные коробки с дырками. В том числе поэтому «приморская птичка» тут так разгулялась.

Крыса-странник был странником только в прошлом, но долго не открывал это прошлое новым друзьям. Он и друзьями их не считал, так, пищащим мусором. Таким он был, крыса-странник, – привык во всем полагаться на себя и на маленькое число надежных товарищей. В которое было не войти с улицы.

Девочке-хорьку нравился крыса-странник, но ее чары, такие действенные обычно, не могли его покорить. Мальчик-крыса же пытался доказать, что он не так плох, ко многому готов и на многое способен, но не всегда получалось. Часто крыса-странник делал вид, что с ним рядом никого и в помине нет. Проходя мимо, разве что бросал список имен: куда съездить на большой белой машине, кого забрать, кого обойти в больнице, что сделать. Сам тоже не отдыхал, ходил помятый, с кругами под глазами и вот этим тяжелым взглядом, которым вызывают на дуэль саму Смерть: «Попробуй забери, я сломаю тебе шею, косу и все на свете». Крыса-странник будто не понимал: такие дуэли не могут быть вечными и всегда победными. А когда они оканчиваются поражениями, не стоит воротить нос от чужой поддержки.

Однажды мальчик-крыса и крыса-странник поехали в город вместе и привезли больного котенка по имени Кристин. Привезли ее поздно, уже задыхающейся и всю в гнойных волдырях, потому что мама-кошка позвонила в больницу поздно. Они, и девочка-хорек с ними, спасали котенка по имени Кристин три часа, но не спасли. Котенок умер.

Она старалась не смотреть на дверь палаты, разглядывала свои руки – уже вымытые, без перчаток и знакомо трясущиеся. Крыс, по-прежнему тяжело дыша, огляделся. Не было сил даже отлепиться от стены, которая осталась его единственной опорой.

– Где Рейнальд? – сдавленно спросил он.

Недавно ведь был рядом. Исчез, пока Марти накрывала маленькое тело и аккуратно клала на грудь свесившуюся ручку с дешевым колечком из голубой пластмассы.

– Ушел, – прохрипела Марти и сцепила пальцы в замок. На другом конце коридора загрохотала каталка, раздалась французская речь. – Кир… ее сейчас уносить будут. Я внесу данные. И позвоню ее маме. А ты иди, передохни, смена сейчас моя.

Она отвернулась, так резко, что обрезки волос упали на лицо. Он не приблизился: обниматься в «красной» зоне было запрещено, и сейчас он радовался этому правилу.

– К часу я тебя сменю.

Марти прятала глаза, но он знал: слез там столько же, сколько было у девочки. И если та даже не смогла до конца понять, почему умирает, то Марти прекрасно знала, что ее убивает – убивает прямо сейчас и будет убивать еще долго. Бессилие. Бессмысленность.

– Спасибо, – выдавила она.