Наверное, звучит ебано. Ну, будто я ревновала в том смысле, в каком поет про это группа TaTu. У меня, как у многих, было время, когда я не совсем понимала, кто мне нравится: мальчики, девочки, и те и другие… но к тому моменту я уже разобралась. И все же мне правда жал факт, что вокруг Марти кто-то крутится, отпускает странные шуточки, цитирует фильмы и книги, которые она явно посмотрела и прочла без меня. Это отрезало меня. Поэтому я повела себя глуповато: накрыла руку Марти, лежавшую на стойке, и сжала, а она сжала мою – но Крыс продолжал ее тискать и жамкать за талию. Р-р-р. Хотелось стукнуть его и отогнать со словами «Дай нам вдвоем поговорить, блин!» Но я не успела совсем взорваться: Сашка пришла. И кстати, привела Левку, которого вышвырнул из машины собственный отец. Дальше все мы прыгали вокруг него. Может, за счет этого я никому не испортила вечер.
Накрыло меня только под вечер. Устала на ориентировании как собака, должна была вырубиться, как обычно, а вместо этого возилась, думала, возилась, думала – о том, куда мы все идем. Нет, за вечер Кирилл себя в моих глазах реабилитировал (ха, наверное, поржет, если прочтет это, и пошлет меня на хуй). Он Левке помогал, вполне нормально себя вел, я задала ему пару вопросов по судебной медицине, в которой он, оказывается, тоже немного шарит. И все-таки. Я себя как-то погано чувствовала. За бортом. Да. Так.
Загоняться было некогда. Пришли выхи – и я поехала к папе, проветрить башку. Думала, побуду наедине с собой. Кинцо посмотрю, все то, которое Марти успела нацитировать в баре. Про Шоколадную фабрику – это где «Все вокруг съедобно, даже я». Про Иерусалим – это где «Ты для меня ничто и весь мир». И ужасы всякие вроде «Ключа от всех дверей». А вот общаться ни с кем не буду. Пар спущу. Что вышло в итоге? Я сорвалась. Опять.
Почти как в детстве.
В нашем парке жил собачий табор. Мы это так и звали – «табор», сказать «стая» язык не поворачивался. Слишком много не дворняжек, а брошенных кем-то, явно породистых. Слишком часто они меняли один уголок на другой. И слишком по-человечески себя вели, не кусались даже. Не трогали ни пьяниц, швырявших в них бутылки, ни бегунов и велосипедистов, ни детей. Тихие. Ласковые. Довольно часто кто-нибудь забирал себе одного-двух псов. Мы тоже хотели, но родители не разрешали. И вот, сука, кому-то помешали. В ночь пятницы, когда я как раз шла домой, над парком гремела стрельба.