Казалось бы, чего уж проще: кто по службе обязан был обеспечить безаварийность, тот и отвечает. Но кто обязан? Инструкций нет, приказов нет. Ни одного документа, который точно
определил бы чьи-то обязанности! А взаимозависящих друг от друга причин столько, что, возьмись их учитывать следствие, не хватило бы, думаю, мест на скамье подсудимых.Приняли такое решение: судить троих. Могли бы принять и иное: ну, скажем, двоих. Пятерых. Семерых. Обосновать любое из них было, пожалуй, нетрудно.
Выбор пал на главного инженера завода Молодцова, начальника энергоцеха Надеждина и исполнявшего обязанности начальника участка водоснабжения и канализации медно-аммиачного производства Силаева. Всех троих осудили условно и оставили работать на заводе. Общественный защитник от имени коллектива просил вообще их оправдать, признать случившееся стихийным бедствием; а про подсудимых сказал, что это преданные делу работники и спрос с них невелик.
Хотя вины своей подсудимые не признали, приговор они не обжаловали, и так это дело благополучно закончилось к общему для всех удовольствию: порок вроде бы наказан, а пострадавших, в сущности, нет.
Лишь через год после приговора вдруг вспомнили: а с миллионом-то, который потеряли ни за что ни про что, — с ним-то что делать? Завод своих сотрудников пощадил, на их карман посягнуть не посмел, сам расплатился с жертвами ночного прорыва. Прокурор же проявил принципиальность и твердость и предъявил к виновным иск. Если он будет удовлетворен, Молодцов выплатит 120 тысяч, Надеждин — 130, а Силаев — всего ничего: 60. Остальные расходы возьмет на себя казна.
Значит, так: десятки, а может, и сотни людей причастны к безалаберщине и халтуре, которым известные сатирики дали точное имя: головотяпство со взломом. А расплачиваться за всех будет не только Молодцов, который все списал на плохой проект и плохую погоду, не только Надеждин, который отмахнулся от сигнала беды, но еще и газосварщик Силаев. За то, что — цитирую официальный документ из судебного дела — «не ставил вопроса об укреплении мокрых откосов дамб». Уж чего-чего, а «ставить вопросы» на заводе умели. Не умели на них отвечать…
Закон повелевает, выбирая меру наказания, не забывать и о личности того, кому она предназначена. Последуем его велению, взглянем на личность. Силаеву за пятьдесят, но в его трудовой книжке только одна запись. Все 35 лет он проработал на одном и том же заводе, в одном и том же цехе, на одном и том же посту. Все, что он делал, будучи газосварщиком высшей квалификации, — безупречно. Кому же было, как не ему, ветерану и крупному специалисту (в своей
области — специалисту!) поручить временно возглавить участок, страдавший из-за отсутствия кадров? Кому же было, как не ему — ветерану, болеющему за свое производство, — согласиться, приобретя лишние хлопоты и ощутимо потеряв при этом в деньгах?Ирония судьбы: именно ему, ветерану, 4 месяца исполнявшему чужую работу, и придется теперь принять на себя весь удар. Хорошее и плохое — все делил он вместе с заводом. Разделит и сейчас. Он виновен — в этом сомнения нет. Но — только ли он? Только ли и — настолько?
Что сказать о директоре, который по должности обязан отвечать абсолютно за все, что случается на заводе? Он проработал тут всего-навсего два года и сразу же после беды завод оставил, избежав наказания как раз потому, что работал недолго. Ни за что не расплатившись — ни в прямом, ни в переносном смысле, — уехал искать другую работу. Нашел…
Нет, я не за то, чтобы все валить на директора. Не с него началось, не на нем и закончится. Корни уходят вглубь, не добравшись до них, справедливого ответа на вопрос, что на заводе случилось и почему, мы не получим. Но, найдя скромного газосварщика и взвалив всю вину на него, — не получим тем более. А если что и получим, то лишь безнравственный и очень наглядный урок, как можно, «приняв меры», не принять никаких. И еще — убедительно подтвердить расхожий тезис: о стрелочнике, который всегда виноват.
Только давайте без демагогии: случается, «стрелочник» виноват ничуть не меньше, чем «машинист». Иногда даже больше. Очень мне не по душе бесстыдная формула равнодушных: я, дескать, маленький человек, крохотная песчинка… Ну, что с меня взять? От меня ничего не зависит.
Ничего? Это как посмотреть. Все зависит от того, не уснула ли совесть. Размытую дамбу худо-бедно починят. Не сегодня, так завтра. Не лучше, так хуже. Непременно починят. Но как починить размытую совесть?
Совесть директора. Ведь это ему доверили коллектив, ему — производство. Это он — капитан, если по-флотски. На судне беда, значит, всегда он «при чем», даже если и «ни при чем»…
(«Категорически заявляю: меня в тот день не было на заводе, я узнал о прорыве, когда его уже заделали… С докладом о неполадках на полях испарения ко мне никто не обращался… Поэтому ответственность за случившееся нести не могу». Из объяснений Н. В. Шелестова на следствии.)