Белые призраки

Середина комнаты была свободна. В центре внимания был Владимир Дубиллер. Изображая гитлеровца, он натянул на уши старую, обтрепанную пилотку и повязал горло большой шерстяной шалью. Вывернув наизнанку бушлат, подвязавшись полотенцем, он шел вприсядку, высоко подкидывая согнутые в коленях ноги.

«Немец» держал в руках «балалайку» — большую сковородку с ручкой. Делая вид, что ударяет по балалайке растопыренными пальцами правой руки, он пел. Несколько партизан подпевали хором. Скорчив испуганную мину, Дубиллер-«немец» затягивал:

Шпилен, матка, н’балалайка:Нету масла, нету яйка,Нету курка, нету гусь,Партизана я боюсь.Х о р:Что мне куры, гуси, утки!Нет покоя ни минутки.«Н е м е ц»:Нас на руссиш фронте бьют,

Скоро будет нам капут.Нету шнапса, нету пиво…От Ковпак я бегаль живо.Х о р:Фрицы драпают, помяты,Фрицам скоро будет блин:Их советские солдатыГонят, гонят на Берлин,А партизан дает добавку…«Н е м е ц»:Матка, прячь меня под лавку!Х о р:

Не укрыться фрицам тут —Скоро будет вам капут!В с е:Шпилен, матка, н’балалайка:Нету масла, нету яйка,Нету курка, нету гусь,Ковпаковца я боюсь!

В избе стоял хохот. Накурено было, хоть топор вешай. Увидев меня в дверях, Кальницкий встал из-за стола и пошел навстречу. Мы вышли с ним на крыльцо.

— Веселятся ребята! — улыбнулся инженер-капитан. — Дубиллера затея. Скучать не дает.

— Обождите, Сергей. — Я прислушался. — Никак новую песню Володя запел.

Кальницкий приоткрыл дверь в избу.

— А-а! Это он, товарищ майор, уже про партизан Белоруссии поет. Хотите послушать? — Он открыл дверь шире:

Сильны фрицы и не трусы,Гитлер их в Москву ведэ,Но громят их белорусы,Шо аж тильки гай гудэ.

— Молодец! — сказал Кальницкий о Дубиллере. — Любое дело делает хорошо. Мост взорвать или песню спеть… Мастер!

— Сергей, вас Вершигора вызывает, — вспомнил я о поручении. — Дело серьезное есть. Как раз о Дубиллере речь идет.

И я рассказал ему о предстоявшей операции.

— Да-а, — протянул Кальницкий, — мост непростой…

Обсуждая детали предстоящего боя, мы направились к штабу дивизии.

…Группе подрывников под командой Степана Бокарева удалось незаметно пройти шестьдесят с лишним километров. Когда до Жилинского моста оставалось с полчаса ходьбы, Бокарев выслал вперед разведку.

— Все тихо, — доложили разведчики, — можно приступать к операции.

Время подходило к полуночи. Прячась в кустарнике, партизаны подобрались почти что вплотную к доту, стоявшему у северной части моста. Однако снять часовых они не смогли: охрана услышала шум.

— Русс партизан! — над дотом взвилась ракета.

С другой стороны моста, у окопов, заметалась охрана.

— Ур-а-а! — Бокарев поднял людей в атаку.

Ракеты. Взрывы гранат. Частый, неровный стук автоматных очередей. В блеске огня, выхваченные из мрака, возникают фигуры бегущих людей.

У Бокарева двое убитых и раненый. Пулей разбита рация. Дот взорван гранатами, но гитлеровцы огрызаются пулеметным и автоматным огнем. От зажигательных пуль загораются крыши строений ближайшего хутора, и вот уже полыхает пожар, багровым пламенем освещая светлую ленту шоссе, голый кустарник, сумрачную громаду моста и заснеженные откосы высокой, крутой насыпи.

Спустившись по обледенелым стропилам фермы на каменную опору, Дубиллер и Лебедев с трудом пристроились на узком, покрытом ледяной коркой покатом выступе мостового быка.

Ноги поминутно соскальзывали, и, чтобы не свалиться с двадцатиметровой высоты, партизанам пришлось уцепиться за ферму, прижаться к ней всем телом.

Стоял жестокий мороз, и холод металла проникал сквозь одежду, забирал остатки тепла. Вокруг с треском лопались разрывные пули, темноту прошивал цветной пунктир трассирующих.

Тяжело дыша, оттирая жестким снегом подбородок и щеки, отогревая дыханием одеревеневшие на морозе пальцы рук, Дубиллер и Лебедев закрепили под фермой моста взрывчатку. Оставалось вставить капсюль-детонатор со шнуром. Но зажечь бикфордов шнур Дубиллеру, прилепившемуся к самому краю крохотной цементной площадки, оказалось делом непосильным. Удобнее это было сделать Лебедеву.

Сняв с себя шапку, запихав в нее капсюль со шнуром, Дубиллер сквозь решетки железных конструкций протянул шапку Николаю, Взглянув в этот момент на товарища, Лебедев хрипло рассмеялся: потная, горячая Володина голова мгновенно покрылась инеем, волосы торчали, как у ежа иголки.

Шнур медленно тлел. Надо было спешить в укрытие — до взрыва осталось семь минут.