В завершение визита в город заехали к Эдит Коллинз, которая оказалась на редкость болтливой старухой, в отличие от своих внуков, словно давших обет молчания. К тому моменту, когда Жанна начала прощаться, заклиная Эмми не беспокоиться — все будет в порядке, — часы уже показывали полдень. Жанне надо было спешить, на ферме дел — непочатый край. Не на ферме, точнее, а дома — Жанна, все больше думала об «Алмазе», как о своем доме. Тем более, сейчас, когда она будет предоставлена самой себе. Теперь она сможет доказать, на что способна!
Войдя в дом и бросив сумочку на место, она решительным шагом направилась в кухню. Там все говорило о том, что ленч у мужчин состоял из бутербродов — столы были завалены обертками от хлеба, фирменными пакетиками, в которых продается ветчина, и баночками от различных приправ. Какая жалость! Ведь всего несколько часов назад, она с такой гордостью поглядывала на вычищенную ее руками кухню, и вот во что она превратилась! Но делать нечего — засучив рукава, Жанна принялась за работу.
Когда ты вынуждена сама наводить порядок, все представляется в совершенно ином свете. Со смущением вспомнила Жанна, какой хаос обычно оставляла их домработнице Фионе. А ведь убирать за другими, как она сейчас поняла, — удовольствие ниже среднего, даже если тебе за это платят деньги. Зато теперь, возвратившись в родной дом, она будет с большим уважением относиться к труду Фионы. Это уж точно!
Впрочем, я и так дома! — мелькнуло у нее в голове. Но Жанна тут же с негодованием отогнала от себя непрошеную мысль.
Прибравшись на кухне, Жанна принялась с величайшим усердием изучать поваренные книги Эмми и, в конце концов, обнаружила в них довольно простой рецепт приготовления бифштекса с перцем. Вот здорово! Сету не придется обучать ее, как жарить бифштексы.
Дом теперь целиком лежал на Жанне, и для начала, она решила осмотреть все его комнаты. Взяв для отвода глаз метелку из перьев для пыли, она поднялась наверх.
Там находились четыре спальни и две ванные комнаты. Самая большая комната принадлежала Эмми — здесь они с мужем жили после покупки дома, в конце шестидесятых годов. Стену напротив кровати, украшал писанный маслом портрет седого ковбоя верхом на коне. Эмми как-то говорила, что их соседка нарисовала большой портрет ее мужа.
Жанна замерла на секунду, очарованная мастерством художницы, сумевшей вдохнуть жизнь в свою работу. На морщинистом лице мужа Эмми, сияли молодые веселые глаза, и Жанне померещилось, что он вот-вот откроет рот и расскажет какую-нибудь забавную историю.
Сила характера, о которой свидетельствовал весь облик старого ковбоя, заставила Жанну вспомнить об отце. Вот уж у кого в избытке и сила, и характер, но, начисто, отсутствует чуткость. Она подумала также о матери и братьях, которые — она в этом не сомневалась — сейчас беспокоятся за нее. Да и отец, бесспорно, тоже охвачен тревогой. Но Бен Уитли слишком упрям, чтобы признаться даже самому себе, что дочь покинула родной дом по его вине. Если ей вздумается сейчас возвратиться или даже позвонить по телефону домой, он по-прежнему будет пытаться вертеть ею. Отцу не надоедало твердить, что она упряма, как одно известное животное. Если это и соответствует действительности, то ничего удивительного — ей было от кого унаследовать эту черту. Сейчас Жанна скучала по отцу, но твердо решила, что после возвращения домой, повернет все по-иному. Обдумав, таким образом, ситуацию еще раз, она гордо расправила плечи и отправилась осматривать остальные комнаты.
Комната Сета оказалась в самом конце коридора. Окнами она выходила в яблоневый сад. Обстановка была самая простая: аккуратно застеленная двуспальная кровать, высокий платяной шкаф красного дерева и старомодное кресло-качалка с глубоким мягким сиденьем. Не удержавшись от искушения, Жанна уселась в него и покачалась.
Оно было словно специально сделано под ее рост, и, качаясь, она живо представила, как в нем сиживали женщины из рода Броуди, баюкая своих младенцев, прислушиваясь к звукам сельской жизни и любуясь созревающими плодами на яблонях.
Мечтательное настроение, овладевшее Жанной, снова вернуло ее в родной дом. Вспомнился диван у окна, прикорнув на котором, они с матерью частенько беседовали по душам. О, Жанна очень хорошо представляет себе, что бы сказала мама по поводу ее исчезновения! Стремление дочери к самостоятельности, она, конечно, одобрила бы, но за бегство из дому побранила бы. Досталось бы Жанне и за то, что она не рассказала Сету всей правды о себе. Чувствуя свою вину, Жанна заерзала в кресле, и оно в ответ жалобно заскрипело.
Жанна со вздохом огляделась, оттолкнулась ногой от пола, приводя кресло в движение, и снова погрузилась в свои мысли.