Белые витязи

   — Смотрите, братцы, не обижайте болгар и турок… Они — мирные жители... За первых вы дерётесь, свободу им своей кровью завоёвываете, следовательно, они вам друзья и братья; а вторые, если остались на своих местах, не ушли от вас, значит, они верят доброте и чести русского солдата… А обманывать такую веру и грешно, и стыдно...

Картины нашего перехода до Габрова я оставляю в стороне. О них было уже сказано мной, и я описал их достаточно во втором томе «Года войны». Расскажу только некоторые эпизоды, не вошедшие туда. В Сельви заболел тифом один из лучших скобелевцев — доктор Студитский, который потом был убит под Геок-Тепе.

   — Что мне делать, как мне его оставить здесь... — волновался Скобелев, очень любивший покойного.

   — Прикажите начальнику округа позаботиться о нём...

   — Начальник округа здесь хам... Он ничего не сделает... Послушайте, это ваша обязанность, подумайте, как устроить это?.. Вы и он носите чёрный сюртук, вам ближе всего... Мне некогда: весь отряд на моих руках ведь...

Я отправляюсь к начальнику округа. Это был жандармский капитан, служивший по гражданскому управлению и зависевший от кн. Черкасского. Рассказывав ему о болезни Студитского.

   — А мне что за дело? Поместите его, где хотите... У меня на руках своё дело.

Я начинаю красноречиво излагать ему заслуги больного, работавшего в Черногории, в Сербии, у нас на Зелёных горах, под Плевно.

   — Он и заболел-то от любви к человечеству. Он заразился, подавая помощь туркам на плевненском боевом поле...

   — Всё это прекрасно... И только мне нет никакого дела... У меня нет времени на это... Я не брат милосердия!..

Ну, погоди же, думаю... Ты у меня зашевелишься.

   — Жаль, очень жаль, капитан!.. Как будет огорчён князь Черкасский, когда узнаёт о болезни Студитского.

   — А что?.. При чём тут князь... — навострил уши начальник округа.

   — Да я не знаю, могу ли я... Это семейная тайна...

   — О, мне можете... — заволновался тот... — Я умею хранить тайны...

   — Знаете... Студитский ведь жених... У Черкасского есть племянница...

   — Я сейчас... Сейчас... Велю его перенести к себе... Сию минуту... Назначу надёжнейших болгарок ходить за ним... Бедный, бедный молодой человек!.. Как жаль... как жаль... Скажите генералу, чтобы он был спокоен... Я сделаю всё... Всё сделаю... Как родного сына!..

По ревностной энергии, вдруг охватившей моего капитана, я убедился, что всё дело устроено и Студитского будут беречь как зеницу ока.

Вернулся к Скобелеву. За обедом, когда все собрались, рассказал это Громкий хохот встретил великодушную готовность капитана…

После уже, под Константинополем, когда Студитский был совершенно здоров, Скобелев говорит мне:

   — А вы знаете финал этой истории?

   — Нет…

   — Князь Черкасский встречается со мною и спрашивает меня: у вас есть доктор Студитский?.. — Есть, говорю. — Ну так поздравляю вас с таким подчинённым. — А что?.. — Да то, что он самозванец. — Я изумился: как же, помилуйте. — Приезжаю я в Сельви... Встречает меня капитан, начальник округа, и с первого слова: ваше сиятельство, здесь жених вашей племянницы доктор Студитский, долгое время болен у меня... Я со своей стороны... — И давай живописать своё усердие... Помилуйте, говорю, у меня никакой племянницы!.. Тот даже ошалел...

Разумеется, Скобелев объяснил князю в чём дело.

   — Знаете, — говорил потом по этому поводу Скобелев, — надо всегда уметь пользоваться не только способностями, доблестями и достоинствами людей, но и их пороками... Разумеется, ради честного дела. Не для себя и не в свою пользу... Это в военном деле — необходимость…

   — Следовательно, рыцарь Баярд был не на высоте требований боевых... — возразил кто-то.

   — Рыцарь Баярд действовал за свой счёт только, армией он не командовал. Я бы посмотрел теперь на рыцаря Баярда!

И сейчас же — целый арсенал исторических указаний, фактов, примеров.

Память у него была необычайная... Это позволяло ему при каждом случае обращаться к прошлому. История была для него школой, исторические события — уроками. Он находил в них подтверждения своих предприятий... Ошибки прежних полководцев являлись для него предупреждениями...

   — Послушайте, да это какой-то профессор! — изумился Лигниц после первого знакомства со Скобелевым.

   — Трудно сказать, чего в нём больше, ума или знаний! — резюмировал свои впечатления военный агент Северо-Американских Соединённых штатов Грант.

Всё это завоёвывало Скобелеву симпатии одних и, напротив, раздражало против молодого генерала других. Для меня Скобелев был отличным мерилом для определения ума и бездарности. Как только начинают, бывало, ругать его, отрицать его талант, так и знаешь, что дурак или завидущая душа! Всё же молодое, умное, способное — относилось к нему с понятным уважением и даже обожанием.

XXVI

Солдаты Радецкого и Скобелева в ущельях Янтры побратались между собой. Одни других считали достойными товарищами. Постоянно по пути встречались эпизоды, характеризовавшие эту боевую дружбу. Идёт, например, Углицкий полк, навстречу солдат 14-й дивизии, отстоявшей Шипку. Стал фертом и ноги раздвинул, по словам известной армейской песни: «Руки в боки, ноги врозь!»