Читаем Белые волки полностью

внутри сгорает от нетерпения узнать от попа

про бунт в Сизовке.

— Что вы, почтеннейший господин, бунт,

бунт! Управляющий уездом тоже сомневался.

Может, говорит, так, по пьяному делу. Бунт,

бунт! Против власти, против церкви, против

бога!

Дмитрий с многозначительным видом

улыбается, небрежно роняет:

— Я кое-что знаю, но подробных доне-

сений не имею. Там ходок этот... как его...

Попик с почтением посмотрел на Дми-

трия: должно быть, крупная птица, донесения

имеет.

— Это вы про Ивана Бодрых изволите

говорить; который насчет земли в город ездил.

— Да, кажется так зовут этого ходока.

А как вы это, отец, пробрались, как вас

бунтовщики не сцапали?

Попик улыбается.

— А я, господин, пешечком. Вышел будто

на прогулку, зашел за село да и давай бог ноги.

Дмитрий смеется. Чувствует, что поп

считает его за какое-то начальство. Прини-

мает покровительственный тон, хлопает попа

по колену.

— Молодец, батя, молодец!

Поп воодушевляется.

— Понимаете, господин, штаб, сукины

дети, выдумали!

— Да чтовы?!

— Да, да. Вот этот самый Бодрых, Лы-

скин Яков, Молодых Петр, — мужики! И пред-

ставьте — китайца выбрали!

Дмитрий искренно восторгается.

— Да что вы?

— Да, да, китайца!

— Китайца? Это интересно!

— Пришли к нам трое с мануфактурным

товаром, этим дикарям и втемяшилось, что

китайцы от большевиков подосланные. Одного

и выбрали в штаб.

— А, может, они и впрямь подосланные?

— Что вы! По-русски ни слова не пони-

мают.

Подъехал старший милиционер.

— А вы слыхали, здесь недалеко верстах

в ста Петрухин орудует?

— Знаю, да.

Больших трудов стоит Киселеву спокойно

ждать, когда милиционер начнет рассказывать.

— Вот жизнь собачья! С лошади не схо-

дишь, так на лошади и живем. Мыкаемся по

всему уезду. Чуть не в каждом селе теперь

бунт. А этот Петрухин как чорт носится.

Киселев успокаивает.

— Не долго наносится, скоро отдыхать

будет.

Милиционер отъехал.

Ямщик ткнул кнутовищем.

— Вон и Сизовка.

Дмитрий подозвал старшего.

— Я думаю вот что: вы с отрядом по-

дождите здесь, вон на опушке спешьтесь, а я

пройду в село один. А то не ровен час, за-

сада или что. От них всего жди.

Предложение Дмитрия понравилось.

- А вить верно. Кто их знает, какие

силы у них. Правда, и нас двадцать человек,

ну, все-таки. А как же вы один-то?

— Ну, я не в таких переделках бывал.

Вылез из коробка, расплатился с ямщиком.

— Вам, батюшка, я тоже советую обо-

ждать здесь. Вовсе не нужно, чтобы мужики

видели, как вы вернулись. Вечерком задами

пройдете.

Поп согласился.

У поскотины два рыжих бородача с ру-

жьями.

— Чей такой? По какому делу?

— Мне надо штаб.

— Шта-аб? А зачем те штаб?

— А это я штабу скажу — зачем. Мне

Ивана Бодрых надо.

— Ивана Бодрых? Чудак человек, так бы

и сказали! Ивана Бодрых можно. Ты постой,

однако, мы пошепчемся.

Мужики отошли в сторону, пошептались.

— Ну, вот, Степан те проводит, ступай!

Подошли к волости. У крыльца толпа во-

оруженных людей. Перемешались лица — су-

ровые, добродушные. С любопытством огля-

дели Дмитрия.

— К Ивану Бодрых. Каменский, должно.

Толпа расступилась.

— Проходи, все здесь, заседанье в штабе.

Сразу узнал огромного черного мужика,

что на пароходе рассказывал про землю.

— Слышь, Иван, к тебе человек. У по-

скотины пымали.

Бодрых с недоумением всматривается.

Дмитрий улыбнулся.

— Не узнаешь, товарищ Бодрых?

Бодрых медленно припоминает.

— Кажись, узнаю... Стой, на пароходе

вместе ехали! Вить ты тот большак, что с

парохода убежал?

— А почему ты знаешь?

— Весь пароход говорил. Вот как за

тобой человек-то этот городской на берег

прыгнул, да в воду провалился.

— Вот, вот, я самый и есть!

— Не догнал те шпиен?

— Догнал, да я его в воду бросил.

Лыскин и Молодых перешептываются.

— А не врет этот человек, как думаешь,

Иван? Хорошо бы его обыскать.

— Чего меня обыскивать. Вот документ

и браунинг, что я отобрал у шпиона.

Все наклоняются над документом, долго

рассматривают. Молодых вскидывает голову

и пронизывает Дмитрия глазами.

— А может ты самый тот человек и есть?

Дмитрий в восторге от подозрительно-

сти мужиков.

— Да ведь меня знает Иван Бодрых!

— Хорошо ты его знаешь, Иван?

Бодрых колеблется.

— Будто тот самый.

Весело и радостно смеется Дмитрий. Вот

это штаб! Основательный народ. С такими

не страшно.

— Ну, хорошо, товарищи, я вам покажу

еще один документ.

Оглянулся кругом. Подошел к стоявшему

в углу шкафу, открыл дверку, спрятался за

ней. Через минуту вышел, протянул мужикам

целлулоидовый капсюль.

— Вот документ!

Раскрыл капсюль, вынул из него узенькую

шелковую полоску.

— Читайте!

Мужики нагнулись над документом.

та ; — Правильный документ!

Дмитрий делает штабу доклад.

— О восстании донес ваш поп. Выслали

-

двадцать конных милиционеров. Встретил их

в месте с попом у С изовки. Показал документы

приняли за своего. Уговорил их подождать

в лесу. Надо обдумать дальнейший план дей-

ствий.

Молодых вносит предложение:

— Взять милиционеров живьем без про-

лития крови.

Хорошо бы, да как? Сами оружие не

отдадут.

— Придумать надо, — как.

Смотрят на Киселева: этот придумает.

Дмитрий улыбается.

— У вас самогон есть?

— Еще самогону не быть, есть.

— ______Хороший?

— Хо-хо! Да супротив нашего самогону

поискать!

— Вкатить боченок самогону в штаб.

Все посты снять. Людей с оружием спрятать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза